Время есть. Книга вторая.
Шрифт:
И, уже обращаясь к женщине, наблюдавшей за разговором, сказал:
– Отметь в списке… – Он посмотрел на обложку медицинской книжки. – Соколов Н. Г. в спортивную роту.
Бесцеремонность, с которой посылали в ненавистный СКА, Никиту возмутила.
– Вот так вы результатов добиваетесь. Не своих выращиваете, а паразитируете на том, что всех можно себе хапнуть, – запальчиво ответил он.
Егор Иванович отошёл на шаг, ещё раз смерил молодого человека взглядом, пожал плечами и опять обратился к женщине:
– Катерина, исправь «спортроту» на ТуркВО, погранвойска, коли
– Что это было? – спросил Никита Екатерину, когда офицер удалился.
– А это ты, Соколов Н. Г., прямо сейчас просрал два года жизни в родном городе и поимел геморрой служить у чёрта на куличках.
«Вы что, умом рехнулись? Я в университет поступлю», – подумал Никита, но теперь, наученный собственным опытом, озвучил мысли деликатней.
– Какая служба? Мне только справку.
– По коридору направо дверь с табличкой «Медкомиссия». И там тебе всё расскажут.
В указанном помещении Никита застал несколько абсолютно голых парней, которыми командовала мелкая и невзрачная девушка в белом халате.
– Что стоим? – неожиданно громко для небольших своих размеров гаркнула она. – Снимаем всё. И трусы тоже!
Было понятно – ей приходится повторять это по десяти раз на день.
Дальше, затратив не более пятнадцати минут на пять экспертов военно-врачебной комиссии, Никита оказался в очереди из нескольких парней своего возраста. Все они держали в руках медкарты. Медицинская карта рядом стоящего парня вызвала удивление. «Соколов Н. Р.» – значилось на ней.
Никита взглянул на свою: не перепутал ли он. Потом толкнул в бок незнакомца и показал тому документ. Соколов Н. Р. рассмеялся и спросил:
– Ну хоть не Николай Родионович?
– Никита Романович.
Парни пожали руки, и нового знакомого вызвали. А потом вышел лейтенант.
– Один? – поинтересовался он и, получив утвердительный ответ, кому-то в кабинете предложил: – Может, примем последнего?
– Перерыв, я уже ем, – отозвался женский голос.
Лейтенант, пожав плечами, повесил табличку «Обед» и закрыл дверь.
Никита провёл у кабинета целый час, в течение которого ознакомился со всеми документами на стендах, сосчитал паркетины на полу и лампы на потолке.
– Заходите, – наконец раздалось из кабинета.
Женщина с погонами капитана, с хорошо уложенной причёской и в ладно сидящей военной форме посмотрела документы.
– Слышь, Зорькин, – обратилась она к уже знакомому лейтенанту, – а Козырь, какого Соколова просил в Туркестан отправить? Смотри, тут тоже Соколов Н. Р.
– Не знаю. Егор Иваныч только фамилию и инициалы написал.
– И куда нам тебя послать, сынок? – спросила женщина, внимательно разглядывая призывника.
– Мадемуазель, вам нужно быть лет на пятнадцать старше, чтобы по праву обращаться ко мне «сынок», – ответил Никита, выдержав взгляд.
– Ну и фиг с ним. Мы свою работу сделали, – закончила разговор капитан и в графе «Род войск» написала «ВВС».
Когда Никита выходил, женщина добавила:
– Я хоть уже давно мадам, но за мадемуазель спасибо.
Только на улице Никита прочёл, что написано на небольшом клочке бумаге, озаглавленном «Повестка»: «Явиться
Вспомнилось слово «грогги». Ощущал такое Никита только один раз, на тренировке, когда уступил просьбам и согласился поучаствовать в соревнованиях по боксу вместо заболевшего одноклубника. В спарринге он пропустил удар в голову и на время перестал воспринимать реальность. Состояние, как будто не до конца проснулся, и тело ещё не полностью подвластно мозгу, а мысли тянутся, словно изображение в сильно замедленной съёмке, длилось несколько секунд. Партнёр прекратил бой и внимательно смотрел на Никиту. И, увидев, что соперник начал соображать, сказал:
– В бою – это нокаут, к мамке не ходи. Если ты понял, что поплыл, то немедленно должен или наглухо закрыться, или входить в клинч. Пока не оклемаешься.
Тогда приболевший боксёр, которого требовалось заменить, восстановился, и Никите не пришлось выступать на турнире. И он вернулся к любимому самбо. Теперь он понял, что находился в состоянии грогги всё время после разговора с майором по фамилии Козырь.
Никита ещё раз прочёл плохо отпечатанный текст:
«На основании „Закона о всеобщей воинской обязанности“ вы призваны на действительную воинскую службу».
«Это что же получается, прощай университет? Вернее, до свидания на два года».
Мысли путались в попытках осознать всё произошедшее, и нужно было время или хороший собеседник, чтобы разобраться в ситуации. До встречи со Светланой оставалось более часа. Но Никита решил ждать её в назначенном месте – на пляже, в надежде, что хороший заплыв на один-два километра приведут мысли в порядок.
– Никита, привет, – окликнула одноклассница Люба Тырба, прямо у входа на пляж.
Она временами подменяла мать, которая собирала плату за пользование топчанами и прочим инвентарём. Люба подошла не спеша, усиленно покачивая бёдрами. Она с восьмого класса, когда обрела взрослые формы, так ходила, и парни в школе даже судачили – это признак того, что девушка уже лишилась девственности. И сейчас такая походка в сочетании с предельно открытым купальником приковывала к себе взгляды отдыхающих. У Никиты даже взыграла гордость, что сия красотка идёт именно к нему.
– Ты мне нужен как мужчина, – попросила девушка, подойдя так близко, что чувствовалось её дыхание, и пояснила двусмысленную просьбу: – Помоги мне перетащить сломанный топчан.
– Да, без проблем, – согласился Никита, рассмеявшись шутке.
Люба показала, что нужно убрать. Потом повернулась спиной и взялась за топчан, как за носилки. Никите пришлось нести поломанную конструкцию, глядя девушке в спину. Вернее, немного ниже. Её попа, практически не закрытая новомодными плавками с мудрёным названием «стринги», покачиваясь, цепляла доски сломанного топчана, и это было так вызывающе, что Никита беспокоился, не будет ли видно его возбуждение. Когда испорченная конструкция оказалась возле коморки, где в течение дня обитал ответственный за пляжное имущество, Люба повернулась, смерила взглядом помощника, остановившись на плавках парня, и, улыбнувшись, кивнула: