Время и место
Шрифт:
– Чего-то неохота идти... – говорил Кот в нерешительности. – Черт его знает, неохота, и все.
– Почему?
– Ну, неохота, брат. Я ему деньги должен. В прошлом году сидел без стипендии, голодный как пес, ну и попросил сдуру. Какие деньги! Сто рублей. А у кого просить? Всем задолжал. Сказал: на бумагу. Роман пишу. Он спросил: «Сколько нужно?» Сотни, говорю, две или три. Ну, говорит, это не на бумагу, и дал сотню. Отдать я ему, конечно, отдам, да все не получается, сам знаешь... Опять с февраля стипендию шарахнули, немецкий нe сдал.
– Ладно, пойдем, – сказал Антипов. – Потом расскажешь.
– Постой! Я ж говорю, неловко идти. Или, как думаешь, ничего? Он, конечно, без моей сотни не обедняет,
– Все! Пошли! – Антипов тянул Котова за руку. – Чего ты затеял у него под окнами?
– Нет, постой, дай досказать, – шептал Котов, упираясь. – Этот вопрос и психологически интересно разобрать. Неужто он такой скупердяй? Или, может, тут нравственный принцип? А элемент зависти ты не допускаешь? Для него, конечно, сто рублей – несчастные, для меня – сумма. Нет, это очень загадочная история. И она мне поперек горла. Я лучше последнюю рубашку продам, лишь бы таких разговоров не слышать. Я их вообще не терплю, разговоров подобного рода. – Вдруг он повысил голос, стал чуть ли не кричать, и Антипов подумал: нарочно, чтоб услышали. – А что же теперь делать, если взять негде? На семинар к нему не ходить? Руки на себя наложить? Да если по-честному, по гамбургскому счету, зачем ему эту сотню у бедного студента тягать? А? Как считаешь, отдавать или нет? По-моему, не обязательно вроде...
Антипов нашарил в кармане бумажку, протянул.
– Отдадим, и дело с концом! Пошли!
Котов вертел бумажку, глядя на Антипова изучающе и недобро.
– А я раньше мая не смогу соответствовать. Они мне пятый номер обещают.
– В мае отдашь.
– Ну, спасибо. В мае отдам. Пока!
– Ты куда? – удивился Антипов.
Виктуар бежал, подпрыгивая, по мглистой улице прочь.
– Опаздываю, Сань! Спасибо тебе! Отдам!
Антипов смотрел ему вслед и думал: написать рассказ «Рыбный супчик». Все было ясно, кроме дамы, которая живет на Арбате. У Антипова не было знакомых дам. Кроме, пожалуй, двух – его собственной кузины Тамары и одной врачихи, знакомой сестры. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Антипов обдумывал: как соединить Кота, рыбный супчик и Тамару? Тихо насвистывая, нажал кнопку звонка. Дверь отомкнулась, обнаружила почти такую же темноту, как на лестнице, щелкнул выключатель, зажглось что-то жалкое в невероятной вышине и осветило женщину, похожую на стог, в халате с головы до пят. Женщина произнесла сурово и жестко, как слова вердикта:
– Этот звонок не трогать. Им в нижний звонить. А этот не трогать никогда.
И, шелестя и роняя сухие травинки, поплыла куда-то во тьму квартиры, а Антипов побрел в другую сторону наугад. Он шел по длинному коридору мимо закрытых дверей и возле одной из них, сам не зная почему, остановился и постучал. Седенький приземистый человечек, то ли горбун, то ли просто не имеющий шеи, уставился на Антипова в тревоге, клоня голову набок, и вдруг вскричал:
– Ах, да! Будьте любезны!
Антипов пошел вслед за седеньким, который пятился и жестами звал Антипова за собой, они прошли одну комнату, другую, третью, какую-то кишку из комнат, как в старинных дворцах, и верно, мелькало нечто дворцовое: то стулья с высокими спинками, то две-три картины, блеснула бронза, но все выглядело как-то пыльно, неряшливо, вразнобой. При этом фотографии на стенах, помятые коврики, цветы в горшках. В третьей комнате на полу была расстелена газета, на которой
– Здесь! – сказал седенький, показывая на стопки.
– Что это? – спросил Антипов.
– Ради этого мы вас вызывали. Можете смотреть, юноша. Тут все цело до последней странички.
– Я студент из семинара Бориса Георгиевича... – начал Антипов.
– Меня это не касается! – седенький жестом пресек Антипова. – Кто вы, меня не интересует. Ведь вы Маркуша?
– Нет, не Маркуша. Я принес хлеб, сахар и табак, – сказал Антипов, на что-то садясь и норовя вынуть из портфеля покупки.
Седенький таинственным образом исчез, затем его голос донесся из глубины четвертой, еще неведомой комнаты:
– Ваша фамилия?
Антипов назвался. После паузы, наполненной шаркающим движением за стеной, воркотней голосов, долетел знакомый хриплый и слабый бас:
– Антипов, входите, коли пришли...
Антипов вошел. Комната оказалась угловой. Именно здесь протекала жизнь – стоял письменный стол в бумажном хламе, в книгах, в пепле, к одной стене тулился узкий диванчик, к другой тонконогий изящный столик, загроможденный чашками, тарелками. Борис Георгиевич сидел на диванчике, запахнувшись во что-то байковое, из-под чего белела ночная сорочка, а внизу торчали ноги в темно-синих хороших брюках и в штиблетах. Похоже, он оделся наполовину и почему-то прекратил. Лицо у Бориса Георгиевича было и вправду больное, опухшее, с набрякшими веками, сощуренные глаза смотрели сквозь очки высокомерно и, как показалось Антипову, враждебно. Никогда Антипов не видел у Бориса Георгиевича таких узких, недобрых глаз, да и вообще узнать его было трудно.
– Что это? Спасибо, положите. Бросьте там... – Костин махнул рукою в неясном направлении, имея в виду тонконогий столик, а может быть, подоконник или форточку. – Напрасно вы это. Теперь Гриша тут, он все достанет, не надо беспокоиться. Впрочем, я вас благодарю. – Сидя на диванчике, он попытался церемонно поклониться.
Байковый халат, ночная сорочка и весь болезненный, затрапезный облик Бориса Георгиевича поразили Антипова – он привык видеть его элегантным, в красивом клетчатом пиджаке, в рубашке с галстуком, с трубкой. Всегда Костина сопровождал особый писательский запах б л а г оп о л у ч и я: трубочного табака и одеколона. А тут в комнате воздух был затхловат. И пахло несчастьем. Все говорило о том, что следует немедленно уходить. И Борис Георгиевич подталкивал к этому решению – стал вдруг зевать и, залезши рукою под сорочку, почесывать грудь. Антипов поспешно кивнул и мотнулся к двери. Когда он пробегал третью комнату, его криком позвали назад:
– Одну минуту, Антипов! Хотел вас спросить... Вы что же, собирались нынче читать?
– Да, – сказал Антипов.
– Рассказ или отрывок?
– Рассказ.
– Мгм. Так, так. Рассказ. Вы сядьте на минуту... Гриша, подай стул... Сядьте, я вас прошу.
Борис Георгиевич запахнулся в байковый балахон, сел на диванчике удобнее, нога на ногу, уставился на Антипова хмурым и, как показалось Антипову, испытующим взором.
– О чем рассказ, если не секрет?
– Ну, как... Трудно объяснить... О молодом человеке вообще... Описывается завод.
– Какой завод?
– Ну, скажем, авиационный. Который делает радиаторы.
– Понимаю. Благодарю вас. Очень жаль, что чтение не состоялось... Извините меня... Впрочем, причины уважительные... Скажите, Антипов, а вот с этими дарами вы сами догадались притащиться ко мне или кто-нибудь надоумил? Только честно.
– Честно, сам не догадался. Сусанна Владимировна надоумила.
– Что? – Борис Георгиевич даже привскочил на диванчике. – А что я тебе сказал, Григорий? Вот результаты твоей деятельности!