Время кобольда
Шрифт:
– «Заложное дитя». Якорь Хозяина Места. Тот, кто держит его в этом мире.
– Я опять ничего не понял…
– Помнишь легенду про князя-рыбака? Так вот, на самом деле ему отрубила пальцы не жена, а дочь. Её обманули, ей манипулировали, её убедили, что так будет лучше для всех. Ей было шестнадцать, она очень любила отца, искренне считала, что отказ от битвы спасёт и его, и город. Город пал, все были убиты, искалеченный отец не смог её защитить, она погибла, упав с обрушившейся башни на обломки частокола. Горечь
– Это ведь ты, да? – осенило меня.
– Я этого не знала. Я никогда не знаю. Но он хотел увидеть внучку.
***
– Ну, здравствуй, зятёк!
Рыбак держит чашку с чаем тремя оставшимися на правой руке пальцами и выглядит очень обычно. Мужчина под шестьдесят, седой, с обветренным загорелым лицом, в потёртых грязноватых джинсах. На закатанном рукаве фланелевой клетчатой рубашки присохла чешуя. На ногах носки, левый продран на пальце. Заметив мой взгляд, Рыбак хмыкнул и убрал ноги под стол.
– Плесни своему творцу чайку, милое дитя, что за разговор без чая?
– Я селф-мейд-вуман! – фыркнула недовольно Нетта, но подала мне старую чашку с цветочным орнаментом.
Чай чёрный, без сахара, крепкий, горький, с ароматом детства. Такой пил отец. Я тогда предпочитал сладкий с молоком, но некоторые вещи надо любить именно за горечь.
– Спасибо за внучку, зятёк. Этого знаешь? – ткнул пальцем в Эдуарда.
Тот сидит на табуреточке чуть в стороне, грызёт печенье, его кружка стоит на подоконнике. Вид имеет смиренный, но, кажется, недовольный.
– Знакомы.
– Не нравится он тебе?
– Да не особо.
– Отцам никогда ухажёры не нравятся. Я от тебя тоже не в восторге. Не решай в сердцах.
– Ладно, – не стал спорить я. Послать женишка на хрен я и потом смогу.
– Ты это оставь, – повернулся он к Эдуарду. – Не выйдет из тебя Хозяина.
– Да почему?
– Твой мир на стене нарисован. Страдания там потешные, а боль значком обозначена. Картиночкой с грустным котиком, – рыбак ткнул мизинцем в эдуардов наноскин на руке.
Котик был невесёлый.
– А я хочу, чтобы не было страданий! Кто придумал, что надо непременно страдать? Вы плодите тоску, а я хочу дарить радость! Кто сказал, что побеждать смерть надо непременно болью?
– «Кто сказал…», «кто придумал»… Мир так устроен, малец. Сила обретается через боль. Жизнь – через страдания. У любой бабы рожавшей спроси.
– Сейчас им эпидуралку делают, – буркнул Эдуард.
– Да у вас вся жизнь под наркозом, – отмахнулся Рыбак. – То-то вы просрали всё.
– Вы, можно подумать, не просрали! Пришло время Кобольда!
– Молодой ишшо, – вздохнул Рыбак, обращаясь ко мне. –
Нетта зачиркала у плиты спичками.
– А знаешь, – Рыбак ткнул мне под нос кисть без двух пальцев, – они болят. И эта боль никогда не проходит.
***
У капсулы меня встретила нервная злая Клюся.
– Наконец-то вылез! Эй, ты весь тут, или мозги там оставил?
Я всё ещё переживал прощание с Анютой и был задумчив. Когда-то я её очень любил, а сейчас? Наверное, осталась только боль. Боль всегда остаётся. Прав Рыбак – мир держится на боли, это единственная постоянная среди множества переменных.
– Спасибо, Клюсь.
– Спасибом не отделаешься! Лайса меня уже пристрелить обещала, если я тебя не вытащу!
– О, мадам полицейская тут? Значит, и нам пора собираться.
– А эти двое? – Клюся показала на капсулы.
– Пусть. Там есть кому за ними присмотреть.
В конце концов, Настя встретилась с матерью, им найдётся, что обсудить. Например, какой я плохой отец.
Глава 27. Кэп
Begin at the beginning and go ontill you come to the end: then stop.Lewis Caroll. Alice in Wonderland
_______________________________
– Ты будес доситывать, Кэп-сама?
– Не торопи его, Сека. Думаю, там не написано ничего приятного.
– Родитери – это срозно… – вздохнула Сэкиль.
– Не то слово! – поддержала её Натаха. – Мой папахер угробился на байке, когда мне было восемь. Прихватил с собой мамашу и меня – но я выжила, потому что была пристёгнута в люльке. Плохо его помню, но бухал он здорово. Когда мы разбились, был пьян в сосиску.
– И сто с тобой старо?
– Что-что… В детдоме жила. Вон, с Кэпом. Кэп, ты меня помнишь?
– Я плохо помню детдом.
– Ну да, что тебе некрасивая девчонка на два года младше. А для нас ты был герой. Один не прогнулся, хотя мудохали тебя поначалу страшно. Я в тебя влюблена была до мокрых трусов.
– В восемь рет? – удивилась Сэкиль.
– Ну, до трусов – не в восемь, конечно. Это уже потом, как сиськи вылезли. Но мне ничего не светило, я всегда была страшненькая и не очень умная. Когда он выпустился, я думала, не дотяну свои два года. Без Кэпа там вообще хреново стало. Любой детдом – говнище, а уж наш – вообще тюряга беспросветная. Как специально сделали. Я по выходу накуролесила по дури ума и присела чуток, могу сравнить. Так вот – на киче и вполовину не так погано, как у нас было. Если бы не Кэп, совсем бы рехнулась, наверное.