Время, которое рядом
Шрифт:
Ирка ещё какое-то время тренировалась, надеясь, что забудет о случившемся, а та девчонка выздоровеет и всё будет хорошо. Но хорошо уже не было. Её не обвинили, но каждый день она сама обвиняла себя. Именно тогда начались панические атаки, и любая тренировка становилась мукой. Дошло до того, что она не могла ударить даже грушу: встав в боксёрскую стойку, начинала задыхаться, пульс зашкаливал, в глазах темнело.
***
Ирка заплакала, вцепилась зубами в рукав куртки. Она не могла унять слёз, всхлипывала, бормотала: «Посадят же, Господи, посадят!» – и снова рыдала. Подумала о матери.
Ирка не могла
Она обошла всех врачей, полностью обследовалась, но так ничего не удалось выявить. «Психосоматика!» – разводили руками врачи. Вердикт был краток – физически абсолютно здорова. Ей посоветовали обратиться к психотерапевту, а ещё лучше – к психиатру. Но тут уже мать взбрыкнула: её дочь вовсе не психбольная.
Завязав с боксом, Ирка попыталась жить жизнью обычной девчонки, но поезд ушёл: всё, что интересовало других девушек, – страсти по парням, косметика, тряпки – вызывало у неё недоумение. На ринге эмоции могли привести к роковому исходу, поэтому только холодная голова и трезвый расчёт. Жаль, что умение держать себя в руках и просчитывать каждое движение наперёд – это уже не про неё.
Ирка окончила спортивный вуз, пыталась преподавать физкультуру в школе, но всё было не то, всё не по ней, да и скудная зарплата учителя её не прельщала. Она и замуж-то выскочила, потому что, как ей казалось, всё просчитала. Соков – парень при деньгах, с квартирой. Даже мама одобрила Иркин выбор и сменила свой обычный пренебрежительный тон на снисходительно-ласковый.
К тому же он красивый, а значит, и дети будут красивыми. Хоть тут Ирка не ошиблась – тринадцатилетний Ванька хорош собой. Вон девчонки уже сейчас заглядываются. Успокоившаяся было Ирка при мысли о сыне снова заплакала. Плеснула себе ещё полстакана водки и закурила.
Глава 5
Ирка едва успела поднести стакан ко рту, как дверь открылась и в тамбур вошёл мужчина – высокий, темноволосый, со светлыми глазами. Больше она ничего не успела заметить, потому что мужчина выхватил стакан и стал пристально рассматривать Ирку. Она попыталась забрать стакан, но мужчина отодвинул руку, дразня. Ирка холодно спросила:
– Не будете ли вы любезны отдать мне стакан и пойти вон отсюда?
– Не будет ли столь любезен многоуважаемый Джинн отдать мне – за соответствующее вознаграждение – прелестную птичку, именуемую павлин? – незнакомец с наглым видом процитировал советский мультик про барона Мюнхгаузена.
Ирка растерялась. Она развернулась, чтобы уйти, но мужчина выхватил из её рук бутылку и нахально уставился на Ирку. «Вот гад, – подумала она. – Врезать ему, что ли?» Но тут же вспомнила, почему едет в поезде, и отказалась от мысли стукнуть бесцеремонного типа. Она потянулась открыть дверь, но мужчина опередил её и встал, не пропуская. В Ирке вскипал гнев – состояние, когда у неё напрочь сносило башню, когда происходили всякие неприятности вроде драк, а затем случались небольшие
Мужчина вдруг заулыбался и стал похож на доброго кота Леопольда:
– Ирк, ты реально меня не узнаёшь? Совсем забыла, что ли?
Ирка ещё больше растерялась и стала вглядываться в его лицо:
– Нет, не узнаю. Похоже, мы давно знакомы?
– А то не давно, что ли? В одной песочнице ковырялись, на одних заборах штаны рвали. Эх ты, склеротичка! А старый друг, между прочим, лучше новых двух – это шоб ты знала! – ухмыльнулся мужчина.
Ирка всё смотрела и смотрела на него, мучительно пытаясь сообразить, с кем это она торчала в песочнице и рвала штаны на заборе. И тут её осенило:
– Серёга, ты? – Ну, конечно, это же бабушкин сосед, в детстве друг к другу в гости ходили, за чужими яблоками вместе лазили! Только он теперь совсем другой.
– А то! – Серёга довольно заулыбался и приобнял её. – А ты, как я погляжу, зазналась вовсе – и не узнаёшь, и не здороваешься.
– Боже мой, Серый, ты так сильно изменился! Реально не узнала, веришь? Даже неловко теперь, – бормотала Ирка.
Это было так странно – стоять в тамбуре, прижавшись к молодому интересному мужчине, которого ещё минуту назад не узнавала, хотя когда-то…
Ирка вспомнила, что собиралась выпить. Она снова потянулась к стакану, но Сергей отвел её руку:
– Что случилось-то? Ты чего, как алкоголичка, водку стаканами глушишь в одно лицо?
Ирка молчала. Она не была уверена, что готова поделиться вчерашним с кем бы то ни было, а уж тем более с человеком, которого не видела лет двадцать точно. Однако Серёга оказался настойчивым. Развернув Ирку лицом к себе, он повторил вопрос. Тут её прорвало, и она опять разревелась. Ирка всхлипывала, шмыгая носом, сбивчиво рассказывала о том, что вчера произошло, о мужике на асфальте – и снова начинала плакать. Серёга вынул из кармана пачку бумажных платков:
– Высморкайся. Бесит, когда носом шмыгают.
Ирка благодарно посмотрела на него, вытерла нос и икнула.
– Серый, я не знаю, как теперь быть.
– Да зачем ты свалила с места происшествия? Вот дура-то! – рассердился Сергей. – Скорую бы хоть вызвала. Теперь тебе надо узнать про этого мужика – живой он или как? Есть кому позвонить? Матери, там, или ещё кому.
Ирка набрала номер матери. Наконец-то сквозь гудки прорвался строгий равнодушный голос:
– Придёшь послезавтра, в соцслужбу сходим. Будем доказывать, что ты у меня не верблюд. Хотя верблюды и то поумнее поступают.
– Мама, я во вторник приеду, – проговорила Ирка с замиранием сердца и чуть не зажмурилась в ожидании материнского ответа.
– Что значит – приеду? – в голосе матери зазвенела сталь, она почти кричала. – Да как ты смеешь такие фортели выкидывать, когда на тебя вот-вот в суд подадут! Хоть бы о ребёнке подумала! Тебя ж родительских прав лишат, идиотка! – она уже не выбирала выражений.
Ирка чётко проговорила:
– Я еду к бабушке, – и сбросила звонок.
Ей было неудобно перед Серёгой: он слышал крики матери – динамик в телефоне громкий. Ирка достала сигарету и разминала её молча. Потом, всё так же ничего не говоря, она забрала у него стакан и бутылку и вылила водку прямо под вагонную дверь. Завоняло спиртом. Ирка отошла к противоположной двери и закурила.