Время любить
Шрифт:
Медленно оба беглеца дошли до двери. Жосс осторожно ее приоткрыл. Легкий шум, который возник от этого, все равно покрывался звучным храпом наваррцев. Катрин выскользнула наружу, и Жосс прошел вслед за ней…
— Спасены! — прошептал он. — Пойдем быстрее! Он ухватил ее за руку, увлек из здания приюта. Под сводом на дороге их ждали две лошади, взнузданные и оседланные, а копыта их были обвязаны тряпками. Радостно и весело Жосс протянул pyky, показывая на небо, где собирались облака. Луну уже почти полностью заволокло. Слишком белый свет гас с каждой минутой.
— Смотрите! Небо и то с нами! Теперь садимся на лошадей, но остерегайтесь:
— Менее опасная, чем люди вообще и друзья в частности, — возразила Катрин.
Мгновением позже под легкий стук копыт Катрин и ее спутник осторожно рысью устремились по дороге на Памплону. Жестом, в котором заключался вызов, молодая женщина приветствовала на ходу гигантскую скалу, которую, по легенде, рассек сверху донизу мечом Доблестный Роланд. Он разрубил гору. А Катрин сделает еще больше!..
Часть вторая. ТЕНЬ ПРОШЛОГО
Глава пятая. КЛЕТКА
Жосс Роллар придержал коня и протянул руку.
— Вот и Бургос! — сказал он. — И ночь близится. Ну что, остановимся?
Нахмурив брови, Катрин изучала распластавшийся у ее ног город. После бесконечного пустынного неуютного и обледенелого плато, выметенного ветрами, после огромных пространств линяло-желтого цвета столица кастильских королей ее разочаровала. Большой серо-желтый город, огороженный крепостными стенами того же цвета, над которыми угрожающе возвышался замок-крепость. Ничего примечательного… А, однако, не совсем так: какая-то гигантская постройка, вся в гирляндах лесов, выглядевших кружевом, вся в резьбе, как драгоценное украшение, в сумрачном вечернем свете казавшаяся янтарной, рыжей, будто наседка, прятала под себя город. Это был собор. У подножия крепостных стен, под двойным стрельчатым сводом моста, река медленно несла свои грязные воды. Все это создавало мрачное впечатление, было холодно и сыро. Катрин поглубже запахнулась в тяжелый плащ, удобный для верховой езды, пожала плечами и вздохнула:
— Нужно же где-то остановиться. Едем. В молчании оба всадника поехали дальше, спустились по отлогому склону холма, добрались до места, в конце которого между двумя круглыми зубчатыми башнями открывались ворота Санта Мария. В этот рыночный день по мосту было столпотворение: крестьяне с лицами кирпичного цвета, заросшими черными бородами, с толстыми щеками и низкими лбами, одетые в козий и овечий мех; женщины в шерстяных красных или серых платьях, многие из них несли на покрытых шалью головах глиняные кувшины или ивовые корзины; нищие в лохмотьях; босоногие дети с горящими глазами… Над толпой возвышались всадники, ослы, мулы, грубые телеги и повозки, среди которых иногда попадался благородный посыльный какого-нибудь идальго.
Катрин со своим спутником смело влились в эту толпу и пустили лошадей шагом. Живописное мельтешение крикливой и пестрой массы не привлекло внимания Катрин, ее не заинтересовали и те женщины, которые, стоя на коленях у берега реки, занимались стиркой. Оттуда слышались громкие крики и плеск воды. Они мыли привезенную с высокого плато овечью шерсть, полоская ее в желтой воде Арлансона… Со времени своего бегства глубокой ночью из богадельни в Ронсевале молодая женщина не интересовалась дорогой, по которой проезжала, ее занимало только количество лье, которое все еще отделяло, ее от Гранады. Ей хотелось, чтобы у ее лошади выросли крылья, чтобы она стала стальной, как
Ревность, разбуженная в ней рассказом Фортюна об измене Арно, не давала ей ни сна ни отдыха. Катрин поочередно приходила то в ярость, то в отчаяние, и это удваивало усталость от дороги, изнуряло. Даже ночью, за те несколько часов, которые она вынуждена была посвящать отдыху, она не раз просыпалась вся в поту, слыша слова любви, издалека, эхом долетавшие до ее слуха. Тогда она вставала, выходила на свежий воздух и ходила до тех пор, пока ее вскипевшая кровь не охлаждалась. Наутро с сухими глазами и сжатыми губами она опять ехала вперед и никогда не оборачивалась…
Ни разу она не вспомнила о тех, кого оставила за собой, или о возможном преследовании. Разве ее интересовали Ян Ван Эйк, герцог Филипп Бургундский или даже эта нескладная и мужественная Эрменгарда де Шатовилен? Ее мир отныне ограничился словом «Гранада», и Жосс Роллар, странный оруженосец, которого она себе взяла, рабски подражал тому, что делала его хозяйка. Он пообещал ей привезти ее в королевство мавританских султанов и держал слово, не пытаясь разбить панцирь молчания, которым окружила себя Катрин.
Переступив ворота Санта Мария, оба путника оказались на площади, вымощенной большими круглыми булыжниками и с трех сторон окруженной домами с арками. С четвертой стороны на нее выходил сам собор. Там тоже толклись люди вокруг крестьянских лотков. Крестьяне сидели прямо на земле перед своим товаром. Вереница монахов, во весь голос тянувших песнь во славу Божию, шла в собор вслед за хоругвью, и там и сям, группами по двое, по трое, среди толпы бродили солдаты или альгвасилы.
— Дальше есть приют для паломников — Санта Лесмес, — произнес Жосс, обернувшись к Катрин. — Хотите туда пойти?
— Я больше не участвую в паломничестве, — сухо ответила Катрин. — А вот там я вижу постоялый двор… Поедем туда…
И действительно, в нескольких шагах от путников, под городской крепостной стеной, в арке из почерневшего дерева, виднелась низкая дверь в постоялый двор «Трех королей». Катрин спешилась и решительно направилась туда, вслед за ней пошел и Жосс, который вел за собою на поводу обеих лошадей.
Они уже собрались было войти на постоялый двор, когда вдруг шумная, но относительно мирная толпа словно вскипела морским прибоем и кинулась к городским воротам, издавая угрожающий рев. Этот взрыв человеческих чувств оказался таким сильным и диким, что ему удалось пробить густой туман безразличия, которым окутала себя Катрин.
— Что это с ними? — спросила она.
— Не знаю! Думаю, они ждали какого-то зрелища… Может быть, это король возвращается в замок…
— Если только это… — вздохнула Катрин, которую королевские пышные празднества интересовали еще меньше, чем все остальное.
Между тем она не вошла на постоялый двор. Медленно вернулась к воротам Санта Мария, откуда только что выехал удивительный кортеж, перед которым теперь теснилась толпа.
Трясясь на неровных булыжниках, с трудом продвигалась вперед грубая крестьянская повозка, окруженная группою всадников с копьями. На повозке стояла клетка из больших деревянных планок, скрепленных крепкими железными охватами. А в клетке находился человек на цепи.