Время любить
Шрифт:
Посмотрев напоследок на человека в клетке, Катрин дала увести себя. В темном нефе, в церкви, монахи продолжали свои молитвы, даже не заподозрив, что мимо них проходили три человека. Дверь закрылась без шума. Катрин и двое мужчин оказались на улице.
Когда они добрались до дома строителей, Ганс дал несколько советов своим гостям:
— Для всех здешних вы будете моими двоюродными братом и сестрой, отправившимися в паломничество к Иакову Компостелскому, но все же не заводите разговоров с моими рабочими. Некоторые из них — из моей страны и удивятся, что вы не знаете нашего языка. А так ходите где хотите.
— Спасибо, — ответила Катрин, — но у меня нет
— А я нет! — сказал Жосс. — Когда нужно подготовить побег, лучше пошире открыть глаза и уши.
Следующий день был ужасен для Катрин. Закрывшись в доме у Ганса, она пыталась не смотреть на улицу, чтобы не видеть дождя, начавшегося с утра, и не слышать раздававшихся то и дело криков ненависти и проклятий, о назначении которых ей не приходилось гадать. Она просидела одна в течение всего дня, и единственной ее собеседницей была старая Уррака, а это никак не поддерживало ее. С впалых губ старухи слетали слова, которых Катрин не могла понять. Уррака ходила по кухне, разговаривая сама с собой, как это часто случается с теми, кто не слышит. Во время обеда она дала Катрин полную миску супа, несколько подгорелых сухарей и кувшинчик прозрачной воды, потом возвратилась к своей бочке, села там и принялась изучать молодую женщину с таким вниманием, что вскоре это вывело Катрин из себя. В конце концов ей пришлось сесть спиной к старухе, а потом и вовсе уйти под навес во внутреннем дворе и там дожидаться возвращения мужчин. Жосс ушел одновременно с Гансом. Он решил, как сам сказал, обойти город и исследовать местность.
Когда Жосс вернулся, лицо его было мрачным. На тревожный вопрос Катрин он ответил не сразу.
— Побег будет нелегким, — наконец произнес он. — Думаю, мы рискуем устроить им здесь переворот. Здешние люди — как сорвавшиеся с цепи свирепые хищники. Они испытывают такую кровожадную ненависть по отношению к разбойникам из Ока, что не могут опомниться от радости, что один из них все-таки попался. Вырви у них добычу, они все разнесут!
— Эх! Да пусть разносят! — воскликнула Катрин. — Что мне до этого! Единственное, что важно, — это жизнь Готье…
Жосс бросил на нее беглый взгляд.
— Вы, значит, так его любите? — спросил он с оттенком сарказма, который не ускользнул от нее.
Она пристально посмотрела в глаза недавнего нищего бродяги и надменно отпарировала:
— Конечно, я люблю его как собственного брата и, может быть, даже больше. Он всего лишь крестьянин, но сердце его, храбрость, верность и преданность таковы, что он более достоин носить золотые шпоры, чем многие знатные люди. И, если вы надеетесь уговорить меня уйти из этого города, оставив его в руках этих кровожадных скотов, вы попросту теряете время и силы. Пусть это угрожает моей жизни, но все же я постараюсь сделать все, чтобы его спасти.
Губы Жосса растянулись в широкой улыбке, а в глазах затанцевали искры.
— Кто же с вами спорит, мадам Катрин? Я просто заметил, что нам будет трудновато, что здесь разразится целая буря, — только это я и хотел сказать. Вот, пожалуйста, послушайте!
И на самом деле, там, снаружи, в свете гаснувшего дня, поднялся новый взрыв улюлюканий и криков о смерти.
— Алькальд, видно, удвоил количество охранников у башни. Они все там столпились на площади, на них льет дождь, но они все равно воют как волки.
— Удвоил охрану? — бледнея, повторила Катрин.
— Меня беспокоит не охрана, — вмешался Ганс; он вошел, весь промокший, и услышал их разговор, — а сама толпа. Если даже дождь их
Во взгляде, который он устремил на Катрин, светилось сострадание. Молодая женщина побелела как мел и делала заметные усилия, чтобы сохранить спокойствие. Она продолжала молчать еще какое-то время, пока Ганс снимал ботинки, на которых налипла грязь. Наконец Катрин спросила:
— Ворот? Вы смогли им заняться?
— Конечно. Под предлогом того, что там возникло что-то неладное, я смазал его таким количеством жира, что его теперь можно зажарить. Но что можно сделать при таком количестве людей? Они толкутся здесь, чтобы глазеть на него, выть и ругаться. Мы даже не сможем дать узнику напиться и поесть.
— Нужно, чтобы они ушли, — проговорила Катрин сквозь зубы. — Надо…
— Да, — произнес Жосс, — но как? Если даже дождю не удается с ними справиться…
Как раз в этот самый момент разразился мощный удар грома, настолько неожиданный, что все три собеседника вздрогнули. И небо словно разверзлось. Дождь превратился в наводнение. Мощные потоки дождя обрушились на землю с такой ураганной силой, что в мгновение ока площадь, кишевшая людьми, опустела.
Стараясь защититься от ливня, люди беспорядочно кинулись к домам. Солдаты прижались к стене собора, ища более подходящего укрытия. С башен исчезли рабочие. Только клетка осталась под бурей, а ветер дул так резко, что эта висячая тюрьма стала раскачиваться.
Подойдя к выходившему на площадь окошку, Катрин, Ганс и Жосс смотрели на происходящее.
— Если бы это продлилось подольше… — прошептала Катрин. — Но буря налетела и…
— Случается, что бури длятся долго… — произнес Ганс подбадривающим тоном. — Во всяком случае, становится темно, и ночь будет черной. Пойдемте, мои люди возвращаются. Нам нужно поужинать и немного отдохнуть. Дел у нас хватит на ночь…
Вечер показался Катрин длиннее дня. Дождь все лил. Слышен был его яростный и бесконечный барабанный бой по крыше. Люди ели молча, потом один за другим, согнувшись от усталости, стали расходиться по своим убогим спальным местам. Только два-три человека вместе с Гансом задержались, попивая пиво, которое они брали из большой бочки. Сидя на камне очага, напротив Жосса, который, надвинув на глаза свой колпак и скрестив руки, видимо, спал, Катрин ждала.
Она тоже закрыла глаза, но сон не приходил. Слишком много мыслей путалось в ее голове. И все вокруг человека, который там, наверху, был предоставлен разбушевавшейся стихии. Катрин печально подумала, что само Небо, видно, умножало мучения того, кто в него не верил. Потом она стала с тревогой и нетерпением думать о том, что им скоро предстояло решить. Удастся ли довести дело до конца? И еще, если Готье выйдет из омерзительной клетки, как же сделать так, чтобы он вышел и из города? Ведь и мужественный Ганс может пострадать от ужасных последствий бегства Готье. Вопросы, вопросы — на них Катрин не удавалось найти ответов, и от этого она раздражалась.
Наконец люди ушли, огонь спал. Старая Уррака уже давно исчезла в какой-то дыре. Мало — помалу в закопченной кухне тьма стала глубже. Дом наполнился храпом, Катрин единственная не спала, оставаясь с открытыми глазами и прислушиваясь к стуку своего сердца. Она даже не захотела лечь и, когда в темноте увидела, как к ней подходит Ганс, быстро встала. В тот же момент и Жосс был на ногах.
— Пойдемте! — прошептал Ганс. — Теперь или никогда…
Все трое оказались у колодца во дворе. Дождь прекратился, но ночь была черным — черна, как сажа.