Время людей
Шрифт:
Когда люди стали расходиться, Грир и два других кандидата вновь вручили петок на попечение Вика из дома Щедрых людей. Сначала в них пробудят любовь и только после этого пустят на порог хозяйского дома.
В питомнике Ласка долго ворочалась на жёсткой кожаной подстилке. Раньше она мечтала, что попадёт к одному из тех хозяев, которые балуют преданных любимцев и ставят для них рядом со своей постелью мягкую лежанку, набитую волосом веганов. Сейчас же размышляла о том, как будет спать на голом каменном полу в комнате строгого Грира. Размышляла, пока не услышала в коридоре оры и ругань
А потом заводчик пришёл узнать, жива ли она. Потому что две другие покончили с собой.
На поминальной трапезе, посвящённой отцу, Марлена ничего не ела. Руки так дрожали, что она держала их под столом. Визит юнца, притащившего за стол женщин свою мамочку-петку, стал последней каплей. По крайней мере, так Марлене казалось до того, как Грира объявили кандидатом. Как она ненавидела его... И его, и слабовольную мать, и тираничного отца-триумвиратора, забальзамированного и потому будто и не умершего до конца.
Ей нестерпимо захотелось рассказать обо всём этом Велдону. Но пока что было нельзя.
– Это хорошая сделка, - только и сказала Марлена.
– Это крайне подозрительная сделка, не находишь?
Велдон улыбнулся ещё шире. Ещё - потому что он всегда улыбался, и Марлена презирала его за вечное довольство на лице. Она не терпела любой фальши, а каждую секунду улыбаться искренне было просто невозможно. Но всё же радостное выражение лица Велдона было менее лживым, чем любой жест людей в доме Марлены.
– Помнишь, что ты говорил обо мне в детстве? Марли такая честная, что сама ставит себя в угол, - Марлена улыбнулась тоже.
– Поверь, я дам тебе смертоносное оружие против моего брата. А когда узнаешь, какое, поймёшь, что не он меня подослал. Женись на мне. Я хочу покинуть дом Смелых людей раз и навсегда.
– У меня и без твоей подсказки довольно много шансов стать избранником Триумвирата.
– И довольно много шансов не стать. Если не женишься на мне до объявления избранника, я не скажу тебе ничего.
– Ты по-прежнему не любишь меня?
– спросил Велдон.
– Полюблю, - пообещала Марлена.
– Только забери меня оттуда.
Вик ужасно злился из-за самоубийства двух лучших питомиц, подаренных триумвираторам, и Ласка злилась вместе с ним. Две никчёмные смерти вместо двух жизней, наполненных счастьем принадлежать хозяину. И хотя Ласка была умницей и не подвела Вика, он слишком резко дёргал поводок, ведя её в красную комнату.
Через эту каверну проходил каждый обитатель питомника, и всё равно Ласка понятия не имела, что ждёт внутри. Комната и правда оказалась красной. По стенам тянулись гипнотические узоры, выложенные красной яшмой, она же украшала шторку из крашеной шкуры, загораживающую проход. Грир о чём-то беседовал со свежевальщиком, готовившим инструменты для работы. Лица обоих мужчин казались обескровленными в стерильно-белом свете большой лампы, висевшей над длинным столом, испещренным желобками. На их краях Ласке померещились тёмные засохшие потёки. Вик отстегнул поводок от ошейника и подтолкнул её в спину.
Увидев приближающуюся Ласку, Грир кивнул свежевальщику и занял место на скамье для хозяев. Вот и всё, сейчас
– Раздевайся и ложись на спину, - буднично велел ей свежевальщик.
Украдкой поглядывая на Грира, Ласка сняла сандалии и размотала широкий кожаный кушак, охватывающий бёдра. Она вскарабкалась на стол, легла на спину и постаралась не дрожать ни от страха, ни от холода, вливавшегося из камня в обнажённое тело.
Свежевальщик ввёл ей иглу под кожу на груди и впрыснул какой-то препарат. Проделывая то же самое с ногами и руками Ласки, он пояснил для Грира:
– Мы используем миорелаксанты, чтобы петы не дёргались во время процедуры, иначе можно их повредить. Но она будет в сознании и всё почувствует.
Свежевальщик демонстративно приподнял руку Ласки, и кисть безвольно повисла. Ласка попыталась шевельнуть пальцами - ни один не двинулся. Тогда стало страшно по-настоящему, будто, лишившись контроля над телом, она осталась без последней защиты. Холод каменного стола добрался до самого сердца. А потом Ласка ощутила давление ножа.
Когда лезвие только взрезало кожу у ключицы, она молилась шёпотом, когда окровавленная полоска стала длиной с палец - сбивчиво, во весь голос, путая слова. Когда Ласка в первый раз заорала, напряжённый голос Грира пробился к ней через спеленавшую тело боль.
– Я хочу сам. Оставь инструмент и уходи.
– Но...
Ответ свежевальщика Ласка едва слышала. Раздирающую пульсацию на груди на мгновение потопил новый ужас. Ей доводилось видеть петов, ошкуренных лично хозяевами, ей доводилось слышать, как они страшно выли в красной комнате и скулили в своих маленьких кавернах после. Некоторых из них хозяева потом не желали забирать из питомника.
Ласка слышала удаляющиеся шаги свежевальщика и приближающиеся - Грира. Видела его голову, обрамлённую венцом белого света, и его руку, поднявшую нож.
Для пета без боли нет любви.
И сознание на мгновение выжгло новой вспышкой. Ласка зажмурилась, вжалась затылком в камень. Грир сдирал с неё лоскут кожи бесконечно медленно, или ей изменило чувство времени. Будто уже полжизни её терзали дикое жжение и колющие удары боли. Будто внутри метались заряды электричества, дёргали нервы.
Наконец нож оставил её тело, хотя и не забрал боль. Лицо Ласки стало мокрым от слёз, слюны и пота, и ей было стыдно за это перед хозяином. Она заставила пересохшие губы разомкнуться:
– Прости...те. Я буду... Буду служить лучше.
– Не нужно извиняться, - отозвался Грир и коснулся её искромсанной плоти кистью, смоченной в его крови.
Вытесняя боль, сознание Ласки затопила благодарность. За то, что хозяин принял её там, в зале триумвирата, за то, что заживляет её раны, за то, что он сейчас рядом. Его лицо больше не казалось жестоким, на нём читалась лишь строгость отца, которого у Ласки никогда не было. Комната поплыла, красноватые отсветы со стен забирались прямо в глазницы, заслоняя это лицо, и Ласка попыталась дотянуться до него, коснуться, остановить, но рука не двинулась.