Время людей

Зимний Андрей

Грир ответил лишь:

– Молчи и делай то, что должна.

Она взяла кисточку, набрала на неё сурьму и повела по его верхнему веку. В питомнике Ласка целыми днями тренировалась красить глаза, и её всегда хвалили - за ровную линию, за плавность движения. А тут выходило криво.

Из её глаз текли слёзы оттого, что она когда-то с такой приязнью смотрела на Велдона, который вот-вот погубит хозяина. Ей следовало быть осторожнее, нужно было следить за позорной тайной Грира - матерью-петкой!

"Простите, простите меня", - повторяла Ласка лишь мысленно, ведь он приказал ей молчать. Молчать и делать то, что должна.

Ласка решилась сразу

же, не размышляя. Не о чем тут было размышлять - либо сможет спасти хозяина, либо жить ей уже будет не для чего. Поэтому она спешила в каверны дома Сильных людей и надеялась лишь, что Грир простит, если всё у неё получится. Страшный, жестокий план, но другого Ласка придумать не успела, поиск припрятанного хозяином железного ящика и так занял слишком много времени. Только бы получилось, только бы найти мать Грира и успеть бросить в неё содержимое сумки, которую Ласка опасливо держала подальше от ног.

– Я принесла вещи госпожи Марлены, - произнесла она много раз отрепетированную фразу.

Слуга дома Смелых людей потянулся к сумке, но Ласка спрятала её за спину и часто-часто замотала головой.

– Это личные вещи госпожи! Дорогие и ценные, она строго приказала, чтобы я своими руками донесла их до её новой каверны и сама же разложила. Если с ними хоть что-то...

– Ладно-ладно, пойдём, - перебил её слуга и жестом велел следовать за собой.

Ласка хотела поспорить, ведь провожатый был ей совсем не нужен, но вовремя закрыла рот: и так пустили её слишком легко, ни к чему вызывать подозрения. Надо только остаться одной в каверне, а там...

Но её не оставили. Слуга застыл в проходе и лениво пялился на Ласку, ожидая, что та разберёт принесённые вещи и провалит. Она медлила. Поставила сумку на кровать Марлены, оглядела каверну. Её удивило, что здесь было слишком холодно и пыльно, набитый волосом матрас пах сыростью и затхлостью, будто покоями давно не пользовались и ещё долго не собирались. Ласке некогда было размышлять об этом.

– Вы оставите меня?
– решилась она на прямой вопрос.

– Зачем это? Делай своё дело.

– Это личные вещи и госпожа Марлена...

Ласка запаниковала. Почувствовала, как прилившая к лицу кровь зажгла щёки, как пунцовыми стали шея и плечи. Чтобы не выдать себя с головой, она кинулась развязывать шнуровку на сумке, та не поддалась, и тогда Ласка вдруг поняла, что делать. Она просительно воззрилась на слугу:

– Не поможете? Слишком туго затянула...

Тот хмыкнул, маскируя деланным раздражением удовольствие выказать силу. Подошёл, без труда справился со шнуровкой, а когда он склонился, раскрывая сумку, - Ласка втолкнула его голову внутрь. Он дёрнулся, Ласка удержала. Его встретил открытый железный ящик, полный чистого яда - смертоносного, разлагающего всё, чего коснётся. Ласка ожгла пальцы, отпустила голову слуги и тот, мыча и сипя, кинулся прямо на неё.

Она шарахнулась в сторону. Для неё - маленькой, ловкой - ничего бы не стоило сбежать от полуослепшего, харкающего болью слуги, но руку... Другую, не ту, что она опалила ядом, будто ошпарили. Чужая боль, но такая же острая, как своя - Грир. Ласка застыла, казалось, лишь на миг, но слуга схватил её. Схватил, пачкая лицо, грудь, плечи рвущим на клочки ядом.

Ласке удалось вырваться. Израненной, изуродованной, никчёмной. Ей уже не найти петку, не помочь Гриру... Лучшее, что она могла сделать - сбежать, пока никто не увидел.

 

Сильнее всего Марлена боялась пожалеть. Нет, не Грира, конечно же, его было жаль не больше, чем поданного к столу вегана, а семью, весь дом Смелых людей. Помимо одного выродка, к нему принадлежали ещё и мать, и прочая

родня. Но, проверяя, аккуратно ли сложены в сумки её наряды, и не забыла ли бестолковая служанка любимую шаль, Марлена поняла, что не испытывает и капли жалости. Разве что к матери немного... Но ведь она сама, сама виновата! Даже теперь, когда отец умер и притворяться больше не за чем, она продолжает делать вид, будто ублюдок триумвиратора имеет к ней хоть какое-то отношение. Наверное, даже приди к ней Марлена сейчас, мать опять принялась бы утверждать, что увиденное было лишь дурным сном, что материнское сердце не обманешь и прочую подобную чушь! Значит, пусть завтра разделит позор вместе с любимым сыночком. Вот так.

Марлена расправила края нежно-голубой юбки, расшитой золотым волосом, которую ненароком смяла, пока злилась на Грира. Даже и тут он сумел всё испортить. В последний раз - поклялась она себе. Вещи почти собраны, новый дом уже ждёт. Велдон должен стать ей хорошим мужем, а если и не станет - в конце концов, быть женой триумвиратора ценно само по себе. Марлена взглянула на последнюю свою вещь, оставшуюся в печально пустой комнате - лазуритовая шкатулка с гербом дома Сильных людей. Свадебный подарок от Велдона. Густо-синяя с вязью белых прожилок, отделанная серебряным кружевом с узелками сапфиров, она сама по себе могла быть достойным подношением, но внутри было ещё кое-что. Марлена уже успела заглянуть под крышку, но достать решила только сейчас. Серебристая шаль из тончайшей кожи, похожей на те воздушные ткани, которые она видела на иллюстрациях древних книг из отцовской библиотеки. Нет, она не ошиблась, выбрав Велдона. И зря волновалась, что он отречётся от неё, побоявшись, что грядущий позор дома Смелых людей через жену перекинется на него.

Марлена бережно извлекла из шкатулки аккуратно сложенное полотно. На ощупь оно оказалось нежным и бархатистым, оставляющим на подушечках пальцев след, похожий на невесомую пудру. Легонько встряхнув шаль, Марлена набросила её на обнажённые плечи, укуталась, будто не в полотно, а в саму заботу Велдона. Вокруг лица закружились сверкающие пылинки...

А потом Марлену обожгло.

Резко, остро - тысяча обточенных граней, сдирающих кожу. До самых костей, до дыхательных путей. Марлена не могла вдохнуть, воздух стал горячее углей. Плечи, горло будто ободрали до мяса и растёрли грубым волосом. И с лицом, что-то с её лицом... Она заорала, завыла, голосом, который не узнала. А потом и он оборвался. Кричать - слишком больно.

Марлена принялась тереть руками лицо, но стало хуже, а пальцы будто сами драли кожу ногтями. Кто-нибудь, кто-нибудь... Она не слышала своего шёпота, только бессильный хрип. Значит, никто...

Шаги. Сначала далёкие, а потом близкие и частые. Марлена разлепила веки и застонала. Не он, только не он... Ей показалось, что в руках Грира нож. Что сейчас этим ножом брат её прирежет. И пусть, пусть уже. Терпеть - тоже слишком больно.

Грир метнулся куда-то в сторону, закрывая лицо рукавом - у него не было никакого ножа. Через миг Марлену снова обожгло, но уже ледяным. Мокрым, холодным... Благословенно холодным. В лёгких всё ещё нестерпимо горело, но ей больше не казалось, что она расползается на части. Грир содрал с неё шаль, сдавленно вскрикнув, когда край отравленного полотна скользнул по коже. Потом он нёс Марлену куда-то, снова омывал водой, уходил сам, а, возвращаясь, чем-то смазывал кожу. Он говорил что-то о спорах баранца, о том, какой Велдон ублюдок, и что его дорогая сестра обязательно поправится. Марлена чувствовала своими лёгкими, изодранными ядом, что не поправится. Но за обещание выздоровления, данное Гриром с отчаянной любовью, она хотела испытать к брату благодарность.