Время людей
Шрифт:
Грир отложил кисть и ушёл. Ласка голодными глазами смотрела на пол, туда, где он ступал, и ей мерещилось, что на полу остались алые отпечатки его сапог. Хотелось скатиться со стола, ползти по цепочке следов.
Грир приходил ещё четырежды прежде, чем старая кожа полностью сменилась на новую. Ласка знала, что уже с первого свежевания установилась нейропсихическая связь с хозяином: как бы далеко тот ни был, пет чувствует, если хозяину больно. Ласка постоянно прислушивалась к ощущениям, мечтая уловить что-нибудь. Конечно, ничего хорошего, если хозяин поранится, но осознание того, что
И всё же связь возникла, Ласка не сомневалась. Её идеально восстановившаяся кожа говорила о том, что кровь Грира вступила в реакцию с её организмом. Ласка стала, пожалуй, ещё красивее. Через неделю после завершающего свежевания она полностью восстановилась, и за ней пришёл Грир.
Ласка помнила, что нельзя без конца улыбаться, благодарить его, быть навязчивой. Но при виде его она ощутила такую радость, что не смогла сохранить спокойствие, не смогла не смотреть на него по пути в новый дом. И Грир, кажется, даже не сердился. Наоборот, он будто вбирал в себя её плещущий через край восторг, не позволяя пролиться мимо ни капле. Какой же глупой она была, когда боялась, когда не верила. Правила и традиции мудры, гораздо мудрее её, Ласки. И теперь, когда ей позволено делить с Гриром каверну, жизнь станет ещё лучше.
В личной каверне Грира было столько всего удивительного! Не то, что Ласкина конура в питомнике, где стояла лишь узкая койка да сундук с одеждой, служивший ей и столом, и стулом. Мягкая постель хозяина могла вместить троих, вездесущий серый камень стен скрывали яркие крашеные кожи, а в нишах гнездились самые настоящие бумажные книги. Ласка даже смотреть на них боялась, но Грир просил читать ему вечерами, и она читала. В них рассказывалось о животных. Не таких, как в пещерном городе, а тех, вымерших древних, в честь которых Ласка и другие петы получали клички. Книги завораживали, но Ласка их не любила: переворачивать пожелтевшие сухие страницы было страшно, будто и сама книга вот-вот исчезнет, а её именем назовут блёклое подобие.
Что Ласка по-настоящему любила в каверне Грира, так это ростовое зеркало. Конечно, пету не полагалось пялиться в хозяйское зеркало, поэтому Ласка могла глянуть на себя лишь украдкой, проходя мимо. Но сегодня ей было дозволено всласть полюбоваться своим отражением, чтобы примерить подарок Грира. Два чудесных полумесяца из красной эмали, оправленной в серебро, плавно качались в её ушах. Хозяин сделал ей подарок!
Конечно, Грир заботился о её нарядах и раньше, даже, несмотря на недовольство прочих обитателей дома Смелых людей, подбирал ей одежду так, чтобы та отдалённо напоминала человеческую. Но подарок сделал впервые.
Ласка огладила кончиком пальца прохладную красную эмаль, будто, с нежностью касаясь серёжек, она благодарит самого хозяина. Грир тоже казался довольным:
– Закрой глаза и повернись ко мне.
Он часто просил Ласку закрыть глаза, наверное, ему не нравились её радужки разных цветов. Она послушалась и повернулась в сторону хозяина, на голос, звучание которого мчалось вместе с кровью по её венам. И даже вот так, вслепую, Ласка ощущала свет его одобрения. Она могла бы вечно стоять с закрытыми глазами, слушать ровное дыхание Грира, но его заглушил шум шагов и разговора в коридоре.
– ...
– Марлена, - а теперь ей отвечала мать, Ивон, - мы обсудим это потом. Сперва пусть решится с твоим братом.
Ласка без разрешения открыла глаза, когда обе женщины зашли в каверну хозяина. Она всегда удивлялась, насколько Ивон внешне отличалась от сына: невысокая, светловолосая, с плавным овалом лица и серыми глазами. Обращённый к ней голос Грира всегда был полон непривычной почтительной мягкости, слушая его, Ласка ощущала не страх, но что-то очень близкое к нему: человек, почитаемый ею за бога, почитает за бога кого-то другого.
Ласка отступила на крошечный шажок, надеясь остаться незаметной и для матери, и тем более для сестры Грира, но Марлена ринулась прямиком к ней. Лишь когда та приблизилась, Ласка рассмотрела её серьги - алые полумесяцы в серебре, только украшены не эмалью, а рубинами. Что-то зажглось в Марлене, то самое, что заставило Ласку бояться её ещё в зале триумвирата, единственную из всей толпы.
– Думаешь, тебе ничего за это не будет?
– бросила Марлена в сторону Грира.
– Думаешь, можешь заткнуть любого в этом доме, как и отец? Ты ещё не сел в кресло триумвиратора.
Она дёрнула серьги в ушах Ласки. Та вскрикнула от боли, а Марлена - от злости. Она сжала серьги в кулаке. Ласка была готова к тому, чтобы поймать украшения, когда те полетят в Грира. Но Марлена швырнула их в мать:
– Я выхожу замуж за Велдона!
Она плотно запахнулась в алую шаль и удалилась из комнаты. Ивон с несвойственной ей неловкостью подняла серьги и спрятала в карман.
– Ты дразнишь огонь.
Грир продолжал смотреть на кожаную портьеру, на её угасающие колебания, рождённые уходом сестры. Губы хозяина подрагивали, будто он мысленно посылал вслед Марлене целую заготовленную тираду. На Ласку, готовую разрыдаться - не от боли, от рвущей сердце обиды за потерянный подарок - хозяин даже не взглянул. Он никогда не обращал на неё внимания, если рядом была сестра.
Когда портьеры застыли, гася напоминание о присутствии Марлены, Грир повернулся к матери:
– Глупое совпадение, ты же знаешь, она только и ищет случая лишний раз меня обвинить.
– Мне жаль, что я не смогла помирить вас. Древние бы сказали, что вы как кошка с собакой, с самого детства... И вот к чему это привело. Подумай, брак может стать основой союза наших домов.
– А может и не стать, - Грир нервно сжимал кулаки, а потом неестественно прямо разгибал пальцы.
– Я устраню его до объявления избранника, всё уже готово...
– Замужество Марлены даст привилегии вам обоим в случае избрания. Сейчас же ты должен не нападать, а обезопасить себя. Любые секреты, о которых, как ты думаешь, не подозревает никто, включая меня - от них не должно остаться никаких следов. Иначе Велдон узнает.
На мгновение, всего на мгновение, Ласка заметила страх Грира. Она видела такой в глазах петов, которых никак не хотели покупать, а потому пускали на мясо.
Ласка никогда не спрашивала у Грира ничего. Но сегодня молчать было сложнее обычного, ведь вокруг оказалось слишком много такого, чего раньше Ласке видеть не приходилось.