Время Малера: Роман, рассказы
Шрифт:
— Нет, нет, благодарю.
Рука остановилась.
— Знаете ли, я не из числа ваших почитателей.
Вагенбах по-прежнему смотрел в окно и не шевелился. Облака складывались в вытянутые и причудливые картинки. Ему показалось, что он не расслышал.
— Я, собственно говоря, собираю автографы, — не унимался сосед, — у меня их целый альбом. Но нет… нет, благодарю. Ваш мне не нужен. Очень мило, конечно, с вашей стороны.
Он уставился в газету и перевернул страницу. Вагенбах потер глаза. Свет был слишком яркий.
—
Сосед уткнулся в газету. Облизал губы и принялся листать страницы. Вагенбах тер глаза.
— И моя жена того же мнения.
Вагенбах закашлялся. Вдруг послышался необычный звук. Моторы как-то странно загудели; на секунду Вагенбаха охватил приступ страха, даже голова пошла кругом; сделав глубокий вдох, он почувствовал облегчение. И решил не отвечать.
Сосед поднял голову.
— Простите меня. Это было невежливо с моей стороны.
— Ничего страшного, — ответил Вагенбах, — каждый волен иметь свой вкус, не правда ли?
Мужчина пожал плечами и снова впился в газету. Вагенбах закрыл глаза, и его окружили теплые сумерки.
— Дилетантство, — произнес голос совсем рядом.
Вагенбах вздрогнул.
— Дилетантство, — повторил голос, — два месяца тому назад в «Валленштейне». Боже мой, да вы из него клоуна сделали, понимаете? Как вам только в голову такое могло прийти? А ваш выход…
— Что мой выход? — воскликнул Вагенбах. Он открыл глаза. Этой сценой он особенно гордился, долго репетировал, заслужил много похвал.
— Ничего, ничего. Извините, — сказал сосед, облизал губы и перевернул страницу.
— Верите вы или нет, но это одна из лучших сцен!
— Ну почему же. Охотно верю.
— Что?
— Что это один из лучших моментов. Я охотно вам верю.
Вагенбах закрыл глаза. Он бы с удовольствием вообще не шевелился. Лучше всего притвориться спящим. Главное — не вступать в дискуссию. У него нет ни малейшей охоты спорить с этим человеком, он просто хочет пережить этот полет. Страх усиливался. Голова кружилась.
— После «Валленштейна» я сказал жене: «Вот видишь?» А она ответила: «О да!» Что еще тут можно добавить?
Вагенбах старался ровно дышать. И не двигаться. Он отчетливо слышал гул моторов, бормотание пассажиров, голоса стюардесс.
— Мой отец тоже посмотрел, неделю спустя. Я позвонил ему и спросил: «Ну как?» И он сказал… — тут сосед захихикал, — нет, лучше промолчу! — Откашлялся. — Пожалуйста, простите меня! У меня даже в мыслях не было вам мешать.
Вагенбах услышал шуршание бумаги, потом все стихло. Он приоткрыл глаза. Увидел в щелку носки собственных ботинок и пол самолета между ними и вдруг совершенно
— Вам нехорошо?
— Все… в порядке!
Вагенбах стал оглядываться по сторонам, высматривая стюардессу, он выпил бы сейчас чашечку кофе или чего покрепче. Но той нигде не было.
— Может, принести что-нибудь попить? У вас ужасный вид.
— Нет, — ответил Вагенбах, — все нормально.
— Или газету? У меня еще есть «Ньюсуик».
— Нет, спасибо.
Мужчина пожал плечами.
— Пожалуйста. Знаете, в последнем «Музыкальном часе»…
— «Угадай мелодию».
— …В «Угадай мелодию» вам тоже как будто нездоровилось. Жена еще сказала: «Ведь с ним ничего страшного не может случиться». И я заверил ее, мол, не беспокойся, с такими, как он, ничего не случается, но теперь, когда я вижу вас вот так совсем рядом, я начинаю волноваться!
Вагенбах огляделся по сторонам. Куда же подевалась стюардесса?
— А что, собственно, заставило вас связаться с этой передачей? Я имею в виду, актер такого ранга, как вы, в некотором роде вы ведь актер, не так ли, я имею в виду, в каком-то смысле, теоретически… Так что же? Деньги?
Вагенбах потер глаза. Теперь было трудно дышать. Он открыл рот, но голос не слушался. Самолет накренился. Вагенбах совершенно отчетливо ощутил: самолет накренился.
— Почему? Вам же хорошо платят. Слишком хорошо, или я ошибаюсь? Спрашивается, на кой черт это рвачество, за которое приходится расплачиваться своей репутацией, своей… Знаете ли, как вы смешны среди этих нелепых декораций?
— Девушка! — закричал Вагенбах.
Стюардесса остановилась.
— Чашечку кофе, пожалуйста!
— Мне очень жаль, но мы уже идем на посадку. Не положено.
— Я вас прошу, — сказал Вагенбах, — принесите мне чашку кофе!
— Сожалею, но такова инструкция.
— Да вы знаете, кто я, — воскликнул Вагенбах.
— Нет.
Стюардесса отвернулась и ушла.
— Сказали бы раньше, когда я вас спрашивал, тогда еще было время. Вы же пытаетесь произвести впечатление на стюардесс! Думаете, она смотрит «Угадай мелодию»? Думаете, кто-нибудь вообще ее смотрит? Я хочу сказать, эта передача и без вас сама по себе чудовищна!
Вагенбах сделал глубокий вдох.
— Я не потерплю, — закричал он (но вместо крика послышалось сдавленное хрипение), — оскорблений и…
— Простите! Вы совершенно правы! — сказал сосед и посмотрел на Вагенбаха, потом снял очки и сложил их. Вид у него теперь был весьма озабоченный. — Вы сидите в самолете, не хотите разговаривать, скверно себя чувствуете, и все потому, что я не являюсь вашим поклонником и позволяю себе… Простите меня!
— Ничего страшного!