Время наточить ножи, Кенджи-сан! 6
Шрифт:
Сакураи чуть кивнул:
— Не нужно передавать. Мы уже решили. Три ножа. Без вопросов. «Жемчужина» восстанавливает честь.
Я улыбнулся — или сделал вид, что улыбаюсь. Всё внутри кричало. Юто. Кабояси. Нож. Пистолет. Улица.
Краем глаза — стекло. За ним — сцена, словно кадр из трагедии.
Юто и Кабояси. Лица в полумраке.
Юто стоял прямо, спокойно. Кабояси — напряжён, но не истеричен. Они разговаривали. Не кричали. Не дрались. Просто… говорили.
Я сделал шаг, пытаясь приблизиться, но Фуюка вдруг сказала:
—
Я кивнул — и вырвался.
Раздвинул двери. Вышел на улицу.
И в этот момент — выстрел.
Глухой, короткий, как удар по металлу. Кабояси уже держал пистолет вперёд, и дым стелился у него из руки.
Юто пошатнулся.
Но одновременно с выстрелом его рука — выписывает дугу, и нож вонзается Кабояси в бок. Тот издаёт хриплый звук — не крик, а больше как сдавленный вдох — и отшатывается. Пистолет выпадает из руки, грохочет о плитку.
Юто падает на колени. Кровь быстро темнеет на его пиджаке.
Я подбежал.
— Юто! — голос не мой, а чей-то чужой, сорванный, наполненный ужасом.
Он поднял глаза. Лицо — белое, губы дрожат, но взгляд твёрдый. Ни страха. Ни жалоб.
— Я знал, что он придёт… — прошептал он. — Он не мог оставить… незавершённым…
Кабояси, шатаясь, отступал к стене. Его пальцы сжимали рану, нож всё ещё торчал из тела. Его искажённое лицо смотрело не на меня, а куда-то в пустоту.
А я держал Юто. Мой идеальный, безупречный Юто — мой щит. Моя стена.
А теперь — мой друг, истекающий кровью у порога спасённого ресторана.
— Зачем ты…
— Иначе я поступить не мог. Я должен был это закончить. Только я.
Юто лежал на холодной мостовой. Его кровь стекала между плиток, впитываясь в вечер, как чернила в промокашку. Где-то вдали звучали голоса, кто-то звал скорую, кто-то кричал — но всё это было фоном. Несущественным.
Главное происходило здесь.
Я держал его голову на своих коленях, сжимая его руку, будто сила моего хвата могла удержать его здесь — в этом мире. Его глаза были полуприкрыты, дыхание прерывистым, лицо — бледным, но спокойным.
— Кенджи… — прошептал он. С трудом. С усилием.
— Тише. Помолчи. Скорая в пути. Потерпи, слышишь? — Я знал, что вру. Он знал это тоже.
Он усмехнулся — уголком губ, чуть-чуть.
— Ты всегда хотел быть мечом… — прошептал он. — Острым, быстрым… решающим.
Я молчал. Только сжал его сильнее.
— Но, Кенджи… меч без ножен — теряет форму. Становится опасным для всех… даже для себя. Баланс… — его глаза затуманились, но взгляд всё ещё цеплялся за моё лицо. — И ты… ты должен стать не только клинком. Но и рукой, что его удержит.
Он закашлялся. Кровь коснулась его губ.
— Баланс, Кенджи… найди его. В своей душе…
Я хотел что-то сказать — хоть что-то. Но у меня не было
Юто вдохнул в последний раз — тихо, почти беззвучно. Его пальцы ослабли. Глаза остались открыты, глядя в темнеющее небо.
Он ушёл — так же, как жил: молча, сдержанно, по делу.
В двух метрах, у стены, Кабояси уже не дышал. Его искажённое лицо застыло в полуулыбке — будто он верил, что всё-таки выиграл. Но это уже не имело значения.
Я остался один.
Снаружи — всполохи сирен. Службы спешили туда, где уже некого было спасать. Где всё уже было решено. Где всё уже было сказано.
Я встал, медленно. Мир вокруг словно замер. «Жемчужина» светилась за спиной — тёплая, как фонарь в тумане. Критики ушли, довольные. Гости смеялись за столами. А на этом каменном пороге завершилась эпоха.
Я посмотрел в небо. Оно было беззвёздным, как чистый холст.
— Я найду баланс, Юто, — сказал я. — Обещаю.
И пошёл обратно, в ресторан, где ждал новый день. Где всё начиналось сначала.
Глава 23
Год спустя Токио дышал осенью. Улицы Минато были усыпаны жёлтыми листьями, а воздух пах дождём и дымом от уличных ларьков с жареными каштанами. Ресторан «Жемчужина» стоял на прежнем месте, его стеклянные стены отражали закатное небо. Но теперь вывеска была другой — скромнее, с мягким светом, а название сменилось на «Баланс».
Кенджи Мураками, одетый в простой чёрный свитер и джинсы, стоял в небольшом саду за рестораном. Его волосы были короче, лицо — спокойнее, без той резкости, что когда-то делала его похожим на натянутую струну. Рёбра больше не болели, бинты давно сняты, но шрамы на руке напоминали о прошлом — о пожаре, о больнице, о Юто.
Сад был новым. Кенджи сам выбрал камни и фонари, сам посадил клёны, которые теперь горели красным. В центре стоял маленький каменный фонарь, едва выше колена, с табличкой: «Памяти Юто Сайто».
Юто, или Кейта Мацуда, как его звали когда-то, был больше, чем повар. Он был искрой, что зажгла в Кенджи идею «Баланса» — не просто ресторана, а способа жить. Кенджи смотрел на фонарь, чувствуя, как память о Юто ложится на сердце не болью, а теплом.
«Ты говорил о балансе, — подумал Кенджи, проводя пальцем по холодному камню. — О том, как соединить простое в нечто большее. Я не понимал тогда. Теперь понимаю».
Ресторан изменился. «Баланс» не гнался за звёздами Мишлен или толпами критиков. Меню было простым: мисо-суп с тонким ароматом имбиря, рис с соусом, вдохновлённым рецептом Юто, овощи, что хранили вкус земли. Но люди приходили. Не за роскошью, а за честностью. Кенджи больше не был тем, кто сражался с миром, как меч. Он стал рукой, что направляет — спокойной, уверенной. Ярость, что когда-то гнала его вперёд, утихла. Он нашёл смысл не в битвах, а в созидании, в том, чтобы дать людям место, где они могли бы почувствовать равновесие.