Время не ждет (сборник)
Шрифт:
Я уж молчу, думаю, сейчас он мне цену за леса как загнет. А он все только про штукатурку речь ведет. Осторожно так намекаю:
– Ну, леса-то поставить тоже денег стоит. Сколько запросишь?
– Не забивай себе голову, батечка, сколько дашь, за то и спасибо.
Три узбека за три недели построили леса, да такие, что народ к нам на экскурсии повалил. Два года своей грандиозностью они завораживали паломников. А когда их наконец начали разбирать, так было такое ощущение, которое, наверное, можно было бы сравнить
В прошлом году Мишка, мой старый знакомый бригадир плотников, неожиданно для всех покончил с собой. Страшная, ничем не мотивированная смерть. Он не пил и был совершенно здоров, вырастил детей и жил в ожидании внуков. Всю свою жизнь Мишка работал на трех работах. Человек по натуре не жадный, все на детей тратил. Пахал как вол, а свою мечту о достатке так и не воплотил. Как был гол как сокол, таким и остался. Может, через жалость к себе и уловил его враг, не знаю, но хороший рабочий человек наложил на себя руки. Я был у него дома. Уходя, плакал.
Все эти годы продолжались и мои поездки к Вадику. Постепенно парнишка стал ходить в храм, молитвы читать, поститься. Обучился столярному делу, и начали они с товарищем киоты под иконы мастерить, разные полочки, подставки. По его просьбе привозил им в зону специальную литературу по иконописи. Бывает, едешь к нему, а он уже знает, что еду, сидит в храме и ждет.
– Батюшка, я здесь всю свою жизнь пересмотрел. Понял, как часто и во многом ошибался. Поверите, глаза закрываю и вижу наш храм, в который я, глупец, и не заходил. Мне бы только отсюда выйти поскорее, первым делом в церковь побегу.
Отмечаю в последнее время пугающую закономерность: прежде чем человеку полюбить свой храм, ему почему-то нужно обязательно сесть в тюрьму.
Кстати сказать, работая в летнем храме, Файзула все примеривался к остаткам старого иконостаса. Доски из лиственницы еще крепкие, дачники их почему-то не разворовали.
– Батечка, ты мне скажи, зачем нужны эти доски?
Я ему рассказал об устройстве иконостаса, расположении икон. Бригадир выслушал и предлагает:
– Все равно нам его делать придется, давай я мастера своего пришлю, по дереву хорошо работать может.
– Вот тут ты не угадал, Файзула, по дереву и у меня скоро хороший специалист будет, он, правда, пока еще не совсем готов приступить к работе, но уже скоро начнет.
Я знал, что Вадик подал на условно-досрочное освобождение, и мы всем храмом молились, чтобы парень вышел на свободу и воссоединился с бабушкой. Ну а у нас наконец-то появится свой верующий столяр. Прав бригадир, действительно пора уже и старый иконостас в порядок приводить.
Сидим с Файзулой у нас в трапезной, пьем чай.
– Батечка, если иконостас делать людей не найдешь, то ты меня зови, я бесплатно помогу.
– Ты, Файзула, человек восточный, хитрый, какой тебе интерес за бесплатно работать?
– Большой интерес, батечка, как стали мы у тебя в храме трудиться, так ни одного года еще без денег не остались. Если у тебя немного получим, то после заказов столько, что за оставшиеся месяцы успеваем хорошо заработать. Другие бригады домой пустыми едут, а мы никогда не бываем в обиде. Мои ребята не глупые, понимают, почему нам Аллах помогает. Потому что мы храм строим. Домой приедем, в мечеть ковер большой купим. Мы каждый год ковер покупаем.
Недоумеваю:
– Зачем им столько ковров?
Файзула смеется:
– Аксакалам мягче будет, а молодые пускай учатся Бога благодарить. Племянники мои больше о деньгах думают, а я хочу, чтобы они людьми стали, и без веры это не получается.
Эх, понимал бы это Мишка-строитель – и сегодня бы, глядишь, вместе с внуками по земле ходил. Файзула, конечно, молодец, мы с ним весь храм и подняли, но как бы мне хотелось, чтобы его строили наши мальчишки под руководством таких классных мастеров, каким был Михаил.
На днях прихожу в храм и вижу Вадима. Стоит угловатый такой, потерявшийся, видно, что мыслями он пока еще весь там, в зоне. Подошел к нему, обнялись.
– Не робей, Вадик, завтра же покажу тебе новый участок работы, иконостас начнем к служению готовить.
Но молодой человек молчит и почему-то не смотрит в глаза.
– Ты что, Вадик, ты не думай, мы работу оплатим как есть, все по совести. С голоду у нас не пропадешь. Иконостас сделаем, и иди трудись в миру.
Но чувствую, неудобно парню, грызет его что-то.
– Батюшка, ты извини, но мне уже друзья позвонили, есть срочная работа, москвичу одному надо коттедж отделать. Я уж пообещал, ребят подводить не хочется. А в храм я обязательно приду и буду работать… потом.
Собрал после службы своих помощников. Так, мол, и так:
– Узбеки предлагают без оплаты помочь нам с иконостасом. Соглашаемся? Как скажете, так и поступим.
– Нет, – отвечают, – батюшка, не проси, иконостас сами сделаем, а то этак лет через тридцать племянники Файзулы уже на полном праве нашу церковь в свою мечеть превратят.
Вглядываюсь в лица моих помощников. Как за эти годы все уже постарели! Что бы я без них делал? Без их молитвы и без их лепты. Конечно, трудно вот так постоянно с протянутой рукой, и в то же время, Господи, как же я Тебе благодарен, что так и не появился в нашем храме богатый спонсор, что поднимается он, по большому счету, на малую, но искреннюю жертву верных Твоих простецов, что удалось нам всем миром воссоздать Твою святыню. И за это счастье служить здесь Тебе, а не человеку, с его прихотями и капризами.