Время не ждет
Шрифт:
— Обвинить в попытке… да хотя бы коммунистического переворота или сговора с Москвой, вот и предлог для введения диктатуры. «Благонамеренным гражданам» хватит этого жупела.
— Кто-то всерьёз поверит, другие «как бы чего не вышло», третьи — оглядываться будут на таких же осторожных соседей. Армия и полиция будут «просто выполнять приказы», проверено на марше ветеранов. Танками раскатают — нет здесь понятия «преступный приказ», есть просто «приказ командования». Всё заточено под бездумное выполнение.
— Может, действительно — как с Рузвельтом?
Сцепив
Максимум две недели… хотя нет, скорее сразу после Олимпиады — максимум. Сама логика диктует Республиканцам действовать без оглядки на любые нормы — не только приличия и международного права, но и на человеческие.
Слишком много всего стоит на кону и слишком велико размежевание. Предстоящие выборы больше не напоминают шахматную партию джентльменов, а скорее прелюдию к Гражданской войне. Войне, в которой Республиканцы проиграют безоговорочно.
А значит, удар будет нанесён до выборов, и чем раньше, чем подлей — тем больше шансов на победу. Да, то самое «в четыре утра…»
— К Дюку? — Бормочу вслух, — Он не самый главный. Даже если поверит, даже если поверят старшие члены партии… Время. Могу и не успеть.
— Может быть и успею предупредить, но свою жизнь не спасу. Гувер, теперь вот Фарли… и кто сказал, что у них нет своих боевиков? Хоть маленькая команда доверенных головорезов, а есть. Мне хватит. Приедет домой, помашет подписанными бумагами перед родными… всё, механизм запущен.
— Да и Демократам моя смерть не то чтобы невыгодна… Тут тебе и повод для ответных действий по жёсткому сценарию, да и деньги…
— При победе Республиканцев активы перехватывают Фарли. Подписанные бумаги, невеста… а несостыковки проскочат по военному времени.
— Демократы? Тоже много всего подписал — начиная от братства, заканчивая университетом и семьёй Мартина. Или Джокера. Могут и того… порадеть за деточек. В парнях я уверен, а вот родные… да, могут.
— На опережение?
Несколько минут я сидел молча, в голове никаких мыслей. Выдохнув, встал и повертелся перед зеркалом, остро сожалея об отсутствии в этом времени качественного грима. Похлестав себя по щекам, добился возвращения румянца.
* * *
Лесли выслушал меня внимательно, время от времени уточняя информацию. Закончив задавать вопросы, он некоторое время молча сидел, закрыв глаза.
— Так… — Сказал он, и принялся набивать трубку подрагивающими руками, — Уверен, что пойдёшь до конца? Может, просто пробежишь завтра и уедешь в Данию, не дожидаясь окончания Олимпиады?
— Не…
— Подумай!
Уехать? Это выход лично для меня, но… нет! Здесь я держу руку на пульсе и могу корректировать ситуацию — хоть как-то. В Данию… потеряю большую часть денег. Пугает ли это меня? Пожалуй, что и нет.
Но… бросить Джокера, Одуванчика… Потерять возможность быть Игроком?
— Нет.
— Тогда, — Лесли затягивается. Таким серьёзным и сосредоточенным я его никогда не видел. Да и дрожащие руки… — хорошо, что ты сбежал из деревни тайком. Проволоку, говоришь, отогнул? Скажешь потом, где — мы в том месте как-нибудь следы загладим. Скунса подбросить, что ли…
— Здесь и сейчас надо, — Джокер жёстко уставился мне в глаза, — самим на операцию идти. Вечером Фарли в загородный дом отправятся, там-то на дороге их встретим. Сами. Некогда раскачиваться. Готов?
— Откуда… Ах да…
— Правильно понимаешь, — Невесело усмехнулся Лесли, — Приглядываю. Думаю, и ты…
Киваю молча.
— Ну что, готов?
— Я… — На душе стало погано. Убивать девушку, на которой когда-то хотел жениться… Потом вспомнил глумливое выражение лица и подписанные бумаги… Что за чёрт! Убивают как раз таких — некогда близких, ставших врагами!
А Дженни и её родители — враги. И даже если отмести в сторону личное… Фарли, говоря военным языком, относятся к вражескому генералитету.
— … готов.
Глава 26
Ворота заброшенного амбара распахнулись с еле слышным скрипом. На первый взгляд внутри обычный хлам, на который не польстятся и нищие, вконец опустившиеся бродяги. Какое-то рваное полусгнившее тряпьё, остро воняющее нафталином и крысиной мочой, вперемешку с ржавыми железяками и гнилыми щепастыми досками.
Дощатый амбар щелястый, крыша дырявая и протекает в десятках мест. Дыры такие, что видны даже днём. Ночью же, наверное, через них можно изучать звёздное небо.
Даже неприхотливые бродяги заночуют в таком вовсе уж от безвыходности, потому как на улице немногим хуже. Не защищает ни от ветра, ни от дождя… и эта вонь!
Стараюсь дышать рот, но даже так носоглотку режет! Приходилось мне во время стажировки в БФФ контактировать с беженцами из Африки и вовсе уж запущенными бомжами, но таких «букетов» почти не встречалось. Ну может, в Индии… в бедных кварталах.
— Питание, — Не совсем понятно, да ещё и гундосо, объяснил Рэй, ковыряясь где-то у стены, согнувшись в три погибели, — электричество подключено.
Ещё минута возни, и часть пола приподнялась вместе с хламом. Открылась бетонированная дорожка, ведущая в такой же бетонированный глубокий подвал.
— Серьёзно, — Уважительно произнёс Джокер, с любопытством поглядывая по сторонам.
— Несколько таких по городу, — С ноткой еле заметной гордости говорит Рэй.
В подвале стоят несколько неприметных автомобилей и ящики, ящики, ящики…
— Там дальше, — Взмах рукой, — спальни и операционная есть. Плохонькая, конечно, но пулю из живота вытащить хватит, проверенно. Вода подведена, электричество.