Время не ждет

Панфилов Василий Сергеевич

Потом косвенно, уже в присутствии других нужных людей, подтвердить легенду, и дело сделано. Версии моей биографии пошли в народ… осталось только выбрать понравившуюся и подредактировать новыми оговорками.

Излишнее же любопытство в тех краях не приветствуется. Голову открутят хоть представителю РОВС, хоть Коминтерна. Превентивно.

Ибо чужие тайны дело такое… при тщательных раскопках они могут пересечься с твоими. А тайны в тех местах у всех есть, да обычно грязненькие и кровавые. С тамошними переворотами-то и кровной

местью…

* * *

Съезд обещал стать скандальным, ну да разве бывало иначе?! Всесоюзный съезд Советов прошёл в марте, ныне декабрь… очень, очень интересные слухи ходят в кулуарах.

Депутаты малого съезда вели себя нервно, выискивая глазами старых знакомцев и не всегда находя. Другие знали за собой грехи и грешки разного рода — от приписок до связей с врагами народа и потому переживали, ведя себя заторможено или напротив — излишне развязно.

Многие выпили в буфете лишку, курят почти все — много, взатяг, стараясь успокоить нервическую дрожь в руках. Иные напротив, демонстрируют показное веселье и безразличие, но сколько там правды, а сколько игры, сказать сложно.

В дымном табачном воздухе гул голосов. Наконец прозвенел звонок и депутаты стали проходить на свои места.

* * *

— … вскрылись новые факты преступного сговора, — тяжело говорил с трибуны Андрей Януарьевич^[11], нехарактерно медленно для себя роняя слова. Видно, что человек чудовищно устал и держится скорее на морально-волевых качествах, потому как физических сил просто не осталось.

— Назвать контрреволюцией действия этих людей нельзя… это много хуже! Мы можем понять… не простить, но понять белогвардейцев, которые в звериной своей злобе пытаются уничтожить Советскую Россию!

— Враги — открытые ли, затаившиеся ли… мы понимаем их. Люди, не умеющие и не желающие жить своим трудом, не способные к честной конкурентной борьбе. Отняв у них многочисленные привилегии и дав равные права всему народу, мы получили ненависть ничтожеств. Ненависть насильников, привыкших к безвольным и бесправным жертвам.

— Эти же нелюди настолько поразили нас, что столкнувшись с фактами, я не поверил своим глазам, и не я один. Привлекали мы и психиатров… да-да, вы не ослышались, товарищи!

Вышинский повысил голос, перекрывая взволнованный шум в зале.

— Не ослышались! Преступления столь чудовищны, что мы не могли поверить — да способны ли люди в здравом уме на такое!?

— Царские министры-капиталисты бесцеремонно запускали волосатые лапы в государственную казну. Все мы помним преступный сговор военных промышленников в мировую войну, взвинтивших цену на снаряды и патроны в разы. Преступление, стоившее России сотни тысяч впустую загубленных солдатских жизней.

— Страшное

преступление, которое невозможно оправдать! Но можно понять… это люди, не считающиеся себя частью народа. Люди, жившие в оккупированной стране как часть оккупационной, по факту, власти Романовых. Коллаборационисты^[12], предавшие интересы народа. Люди без чести, без совести… без Родины!

— Ой, что-то будет, — С местечковым акцентом сказал курчавый упитанный военный, сидящий по левую руку от Прахина, — И чует моё сердце, будет это что-то нехорошим, раз уж о людях без Родины заговорили! Говорила мне мама…

Дико покосившись на Максима, военный замолк и принялся грызть ногти, не замечая выступившей крови. Попаданец, как один из авторов сценария, прекрасно знал, к чему подводит Вышинский, но не смог не восхитится драматическим талантом прокурора. Как срежиссировано! А игра?!

— Преступления же, вскрытые советскими следователями, — с явственной болью в голосе вещал Андрей Януарьевич, — ещё более чудовищны по своей сути.

— Мы можем понять действия коллаборационистов и космополитов, набивающих карманы в оккупированной стране… Ещё раз повторюсь — понять, но не простить и тем паче не оправдать!

— Понять же действия преступной клики, действия которой вскрыли советские следователи, мы не смогли, признаюсь как на духу. Воровство, чудовищное по своей сути в государстве победившего пролетариата…

— Всего-то, — выдохнул курчавый, — а я-то думал!

— … как можно воровать у своего народа, нормальный человек понять не может. Деньги, которые идут не на содержание царского двора или несоразмерное жалование сановников, а на школы, больницы, пионерские лагеря…

В зале ощутимо выдохнули.

— Гайки закрутить решили? — Пробубнил кто-то позади с малоросским акцентом, — це дило… давно пора. Поразвелось тут заслуженных, которым давно пора стать засуженными, хе-хе-хе…

— Воры! Да не просто воры… — Вышинский остановился и замолк, обведя взглядом зал, — а… у меня нет слов, товарищи… Вот кем надо быть, чтобы навязывать государству невыгодную сделку — многомиллионную! За холодильник…

— Дело, дело! — Малорос застучал кулаком по спинке кресла Прахина, — извините, товарищ.

— Ничего, — Оглянулся Максим и чуть не отшатнулся, завидя изрубленную сабельными шрамами рожу бывалого кавалериста, прошедшего… если судить по шрамам, так с русско-турецкой — все войны!

— Как можно…

* * *

— Вскрыли гнойник! — Шумно радовался Стеценко в перерыве, жахнув в перерыве стопку с Прахиным в буфете и зажёвывая бутербродом с бужениной. Он вправду оказался кавалеристом и заслуженным героем Революции — из тех, кому хватило ума понять, что заслуги не заменят отсутствующее образование и весьма средний интеллект.