Время новых листьев
Шрифт:
— Но твой папа любил шутки. Он каждый день бросался фальшивыми яйцами тростянки в бронзовую статую. Запах был ужасным, и мы не знали, как от этого избавиться. То была моя статуя, кстати. Ах, тогда я был директором школы Гармонии.
— Да? — я впервые слышала, что главный священник Мушин был директором. Было сложно представить, что отец по характеру был похож на Сатору.
— Саки, ты скоро попадешь в академию, станешь взрослой. Но до этого ты должна уединиться в этом храме на ночь.
— Где этот храм? — я знала,
— Это Храм чистоты. Обычно я в Храме чистой земли в Хейринге, но прибыл сюда жечь кедровые палочки для церемонии взросления.
— Мы можем быть вне Священного барьера?
Мушин немного удивился.
— Да. Ты впервые вне барьера. Но не переживай. Вокруг этого места барьер, что не уступает по силе Священному.
— Понятно.
Спокойный голос Мушина прогонял мои тревоги.
— Пора готовиться. Зажигать кедровые палочки не так интересно, это простая церемония. До этого будет небольшая проповедь. Не официальная, так что расслабься. И от нее ты можешь ощутить сонливость. Если уснешь — не страшно.
— Но…
— Нет, все хорошо. Ко мне в храм приходят те, кто не может уснуть, с этой целью, хоть это было давно. И не спать всю ночь, но и ничего не делать — трата времени, как по мне. Когда-то мне нужно было провести проповедь, но никто не хотел слушать. Я нашел страдающих бессонницей и провел ее для них. Все крепко уснули через десять минут.
Он говорил не медленно и нудно, как многие в его возрасте. Он мог очаровать слушателей. Я смеялась и легко болтала с ним.
А проповедь была не такой скучной, чтобы я уснула, но и не веселой. Она была о Золотом правиле. Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступили с тобой. Ставь себя на место другого и думай, как бы себя чувствовал.
— …это кажется просто, но сложно понять. Например, вы с подругой поднимаетесь в гору. Вы проголодались по пути. Твоя подруга взяла онигири, начала его есть, а у тебя ничего нет. Ты просишь поделиться, а она говорит, что в этом нет необходимости.
— Почему?
— Потому что я могу пережить твой голод.
Я была потрясена. Логика была непонятной.
— Такие вряд ли есть.
— Конечно, но вдруг были? Что думаешь? Какая часть слов неправильна?
— Какая часть… — я растерялась. — Думаю, они нарушили Код этики.
Мушин покачал головой, слабо улыбаясь.
— Такое очевидное не в Коде этики.
Конечно, если бы они записывали все мелкие правила, Код этики был бы из множества томов, которые сделали бы библиотеку огромнейшей.
— Ответ — не нечто рациональное, а эмоциональное, — священник стукнул себя по груди.
— Мое сердце?
— Да. Ты можешь ощутить боль друга сердцем? Если да, то ты захочешь помочь, да? Это важнее всего у людей.
Я кивнула.
— Ты можешь ощутить боль другого?
— Да.
— Не гипотетически. Ты можешь забрать
— Могу, — уверенно сказала я. Я думала, что беседа закончилась, но реакция Мушина была не такой, как я ожидала.
— Тогда почему нам не попробовать?
Пока я пыталась понять, о чем он, Мушин вытащил из одеяния нож, лезвие заблестело. Я была потрясена.
— Эксперимент. Ты сможешь ощутить мою боль, когда она вот так? — он без предупреждения ударил себя ножом по ноге.
Я ошеломленно пялилась.
— Мы можем терпеть любую боль наших тел, если натренированы. И в этом возрасте я не так сильно истекаю кровью… — рассеянно бормотал он.
— Прошу, хватит! — закричала я, опомнившись. Голос дрожал, сердце гремело в груди.
— Это тебе. Ты ощущаешь мою боль на самом деле? Если да, я прекращу.
— Я ощущаю, так что прекратите, пожалуйста!
— Нет. Не ощущаешь. Ты только представляешь. Настоящая боль из сердца.
— Это… — что мне делать? Ноги не слушались.
— Что? Пока не ощутишь боль, я должен это делать. Так я тебя направляю.
— Н-но как я…
— Не представляй. Пойми. Ты. Сделала. Это. Со. Мной, — голос Мушина был полон боли. — Понимаешь? Ты. Заставляешь. Меня. Страдать.
Я думала, мое сердце остановится. Что мне делать, чтобы спасти его?
— Прошу, помоги, — тихо и хрипло сказал он. — Останови это. Помоги мне.
Как мне объяснить атмосферу? Это было нелогично, но я поверила, что мучила священника. Слезы лились из моих глаз.
Мушин стонал от боли. Ладонь, сжимающая нож в ноге, подрагивала.
А потом произошло нечто невероятное. Мое тело напряглось, я не могла двигаться, поле зрения сузилось, на грудь что-то давило, и я не могла дышать.
— Прошу. Не. Убивай. Меня.
Эти слова что-то включили. Резкая боль началась с левой стороны моей груди, двигалась к макушке.
Я потеряла равновесие и упала на татами на бок.
Сердце. Дыхание. Я не могла дышать. Рот открывался и закрывался как у рыбы без воды.
Я увидела, как Мушин смотрит на меня, как на образец в лаборатории.
— Соберись, прошу, — его голос звучал издалека. — Саки, все хорошо. Со мной ничего не случилось.
Глаза слезились, я увидела, как он встал, будто ничего не произошло. Раны не было.
— Присмотрись. Ран нет. Нож — фальшивка. Он ничего не пронзит.
Он надавил на клинок, и он вжался в рукоять.
Я лежала на полу в смятении.
Боль угасала, и я смогла снова двигаться. Я встала, тихо кипя от его шутки. Я не успела возмутиться, перемены в теле удивили меня.
— Поражает, да? Но ты прошла последнюю проверку, — лицо священника снова было спокойным. — Если можешь ощущать боль другого как свою, то не стоит переживать. Пора дать тебе твою мантру.
Мое тело стало нормальным, но я все еще могла лишь кивать.