Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Шрифт:
Еще тяжелее стало с едой. Несмотря на большие суммы, выдаваемые князем на содержание царского стола, обед подавался скудный, остывший, часто из испорченных продуктов. Овощи и фрукты - самых дешевых сортов и полусгнившие.
Баака пробовал протестовать, Али-Баиндур ехидно засмеялся: "Бисмиллах! Кто усомнится, что в Метехи лучшая еда? И сад там благоухает розами, а не тюфяками сарбазов!" И Али-Баиндур с нарочитой небрежностью принимался посасывать чубук кальяна.
Раньше нечистоты вывозились ночью, с черной стороны крепости. Теперь каждый
Луарсаб задыхался, холодная испарина покрывала его лоб. Не спасала ни высота, ни крепко закрытые оконца. А Тэкле? Она стояла, не двигаясь, у придорожного камня. И слезы оскорбления скатывались по бледным щекам Луарсаба.
Керим забыл о сладком сне; озабоченный, он старался смягчить тяжелое положение царя. Ему вдруг понравилось, как ханум Мзеха жарит кур, печет посыпанный шафраном комач, или приготовляет пилав, подкрашенный гранатовым соком, или отваривает свежую рыбу, приправленную кизилом и зеленью.
Радуясь возможности угодить другу, Мзеха укладывала яства в горячие фаянсовые чаши, закрывала чистой камкой и размещала в корзине, которую Керим уносил под широким плащом.
Никто из караульных сарбазов не догадывался, что, проверяя каждую ночь проходы круглой башни, Керим условно стучал, дверь чуть приоткрывалась, и Баака обменивал вновь принесенное на корзину с пустой посудой и остатками пищи...
В эту пятницу особенно нещадно палило солнце, охрана лениво топталась у ворот башни, прижавшись к стене, что-то бормотал сквозь сон крепостной чапар. Сарбазы тупо следили за огромными сине-желтыми мухами, назойливо облеплявшими вздрагивающие бока измученной собаки.
Онбаши, изнемогающий от безделья, сосредоточенно пересчитывал шрамы на своих шафрановых скулах. Вдруг он оживился, протер глаза. Нет - не мираж! К башне подъезжали два всадника в грузинских чохах. Сарбазы так стремительно схватили под уздцы коней, точно боялись, как бы видение не исчезло.
Нарядный азнаур ловко спешился, за ним - его слуга. На просьбу прибывшего проводить его к Али-Баиндуру онбаши рассмеялся: "Хан сейчас кейфует в тенистом саду у прохладного фонтана, и пока он сам не позовет, ни один правоверный не смеет беспокоить всесильного".
Азнаур клялся, что у него важное дело. Но чем больше он пытался убедить, тем задорнее сквернословили сарбазы.
Наконец онбаши догадался послать за ага Керимом. Обрадованный чапар метнулся к воротам. Онбаши внимательно разглядывал прибывших смельчаков. Приехавший с азнауром слуга повернулся, вытянул из кармана цветной платок и стал вытирать потные уши фыркающих скакунов. На повелительный окрик азнаура он заботливо заткнул платок за пояс, поспешно снял запыленный плащ с плеч господина и принялся чистить его цаги.
Подошедший Керим покосился на усердствующего слугу и учтиво спросил азнаура,
Керим бесстрастно слушал, и лишь на виске его запульсировала голубая жилка. Вдруг он заметил пристальный взгляд слуги:
– А тебе кто нужен?
– Ящерицы...
Сарбазы захохотали. Слуга флегматично вытащил из-за пояса платок и тщательно вытер седую бороду. Азнаур сообщил присутствующим о том, что его слуга приготовляет из ящериц целебный бальзам.
– Для души, - приложив руку к сердцу, добавил слуга и принялся описывать свойство стеллиона - горной ящерицы.
– Толщина и мясистость не мешает ей ловко цепляться за отвесные камни. Любит она карабкаться и по заборам.
– Если для души, - подмигнул Кериму онбаши, - то лучший бальзам - жена хилого чувячника. Она тоже мясиста и, свидетель шайтан, не хуже твоей ящерицы прыгает через забор.
Сарбазы, опершись на копья, тряслись от хохота. Под нарастающий гогот стражи слуга спокойно посоветовал онбаши именно после жены чувячника смазываться ящерным бальзамом. Особенно хорошо в подобных случаях помогает ароматная мазь, вываренная из цинка. Эта приятная ящерица блещет гладкой чешуей и охлаждает желание, а ее ломкий хвост напоминает о назойливых мужьях, не всегда хилых.
Вдруг Керим побледнел и свирепо закричал:
– Клянусь Кербелой, этот джинн с ума сошел! Или ему неизвестно отвращение Али-Баиндура и к ящерицам, и к сомнительным лекарям? Исчезни, как дым!..
Уважаемого азнаура приму, а ты убирайся!
– Куда? На моем коне тюк с подарками знатному хану.
– Твоего коня тоже приму, он тебе вреден...
– А куда мне пойти? На базар? В дом для путешественников?
– Бисмиллах! Какое мне дело, куда ты отправишься? Хоть к шайтану под большой мост!
Азнаур бросил слуге несколько монет, Керим, не обращая больше на него внимания, приказал ввести коней в крепость и вежливо пригласил азнаура следовать за ним.
Провожаемый веселыми пожеланиями сарбазов не опоздать на кейф к шайтану, слуга медленно побрел к базару.
В харчевне, насыщенной запахом бараньего жира, он потребовал люля-кебаб, с голодной поспешностью завернул его в лаваш и, казалось, весь ушел в удовольствие от пряной еды. Потом, не торопясь, вышел на опустевшую улицу, разыскивая большой мост.
Темнело. Под каменной аркой сонно шевелилась зеленоватая вода. А на откосе поник дремотными ветвями пшат.
Когда мост утонул в сгустившейся мгле, послышался скрип песка. Керим, потрясенный, взволнованный, засыпал слугу вопросами: что привело друга в пасть бешеного льва?..
– Где Тэкле?
– спросил Папуна.
– Здесь...
– Обманываешь! Почему она не на страже своего горя?
Керим поспешил успокоить Папула рассказом, почему царица в пятницу не должна покидать свой дом.