Время перемен. Том 2

Кураев Анвар

— Не слышали, чего легат сказал? — проревел командир, — Костёр, живо!

Тем временем, древний обнаружил сильный вывих плеча, который усугублялся ушибом и отёком, что осложняло возможную операцию.

— Телегу освободили? И лекаря отрядного дайте мне.

Вдвоём с лекарем они уложили пленника на телегу и Александр выудил из кармана обезболивающее.

— Как же кодекс? — тихо сказал стоящий рядом Байл.

— Будем считать это служебной необходимостью. Раненые тормозят отряд.

— Почему просто не избавиться от него?

— Нельзя.

Выдаст нас своим, или местным мародёрам. Он изнутри знает теперь, что у нас в отряде, — сказал легат первое, что пришло в голову.

— Что за чушь? Он бы просто замёрз посреди этой степи.

«Ты чертовски прав, дружище», — подумал древний, но вслух ответил:

— Может, и не замёрзнет.

— Секира могла бы избавить нас от всех проблем.

— Не уподобляйся своему сержанту. Махать кулаками после драки — обрекать себя на вечную битву.

— Разве это не есть жизнь?

— Попробуй что-нибудь построить. Может, понравится?

— Что например?

— Начни с жизни этого парнишки, дай ему второй шанс.

— Как скажешь, легат. А ты, — он посмотрел на осоловелого от дурмана дружинника, — Не вздумай злом ответить на добро, ясно? Не то умирать придётся долго.

Примерно через четверть часа с операцией покончили. Легату нравилось, что, в случае чего, кодекс к этой операции не применить — слишком простая, её может сделать любой при должной сноровке или удаче. Всех раненых уложили поперёк на свободной телеге, и караван медленно тронулся на север. Легат договорился дежурить по очереди с медиком, сама дорога оказалась ровной, и удавалось менять повязки на ходу.

Пейзаж вокруг состоял из серых и белых красок. Белая земля, испещрённая серыми кочками, или полностью занесённый белой порошей склон холма с подветренной стороны, серый лес на границе видимости, светло — серое тяжёлое небо. Всё это напоминало край света. Хоть легат знал, что мир их круглый, ему казалось, вот-вот они дойдут до обрыва, за которым будет бесконечное чёрное ничто. Древний надеялся, что дорога не может вести в никуда, хоть на пути им ни разу никто не повстречался, кроме птиц, да сусликов с полёвками.

Следующим утром их накрыла метель, а после, когда всё утихло и караван двинулся дальше, очнулся Сибальт. Он глядел на всех ошарашенными, испуганными глазами и не говорил ни слова. Даже не мычал — видно, любой звук причинял ему боль. Александр велел ему лежать. Новобранец сначала пытался сесть, но вскоре оставил это гиблое дело.

Легкораненые часто спускались с телеги размять кости, и, когда спустился пленник, шедший за ним солдат толкнул его в спину — не сильно, а скорее просто показать пренебрежение:

— Вишь чё наделал, ёбаный лесник! Парень у нас едва обвыкся, а ты его штыком под глаз!

— Это был не я, — робко оправдался бывший дружинник.

— Какая, к херам, разница? — влез другой наёмник, — Все вы там были, значит, все виноваты!

— Тупые лесники!

— Сраные дружинники!

— В

жопу вас с вашим полоумным князем! Всё из-за вас!

— Я предлагал вам прибить меня! — не выдержал Званимир, — Если у вас на это кишка тонка, нечего теперь лаять как шавки со всех сторон!

Один наёмник огрел его пятой протазана по бедру, второй отцепил чекан от пояса в порыве ярости.

— А ну притихли! — взревел Байл, — Раз не прикончили его, нечего теперь издеваться.

— Так, может, надо было?

— Не тебе это решать, боец.

— Они бы нас не пощадили.

— Откуда ты знаешь? Древнего — наверняка нет, но они уважали хороших ратников.

— Во заковыка, — с досадой ответил наёмник, — Они бы древнего точно укокошили, а он за их бойца как раз вступился. Не понять мне…

— И не надо. Шагай давай. Молча.

Под вечер, когда солдаты топили снег в огромном котле, легат опять подошёл проверить раненых.

— Что-ж со мной теперь? — тихо спросил Званимир, — Для чего это всё?

— Поживём-увидим. Важного ни черта ты не знаешь — отпущу в первом попавшемся городе, и дело с концом.

— Почему?

— Это называется сострадание, парень. Убиваем мы чаще по необходимости. В остальном — такие же люди, только живём дольше и знаем поболее.

— Тёмные заклинания?

— Нет никаких тёмных заклинаний.

— А волшебный лук?

— Когда-то люди кидались камнями, потом появился лук, следом — арбалет. Придёт время, и люди будут стрелять из таких, как у меня.

— Когда?

— Не знаю, но придёт, поверь.

Легат бегло осмотрел его руку — всё заживало, как надо — и обратился к другим раненым. Они занимали много времени.

Удручало, что четверо из восьми его учеников пали в бою, а оставшимся пока было не до этого. Древнему казалось, все труды пойдут прахом, но на следующий день Сибальт уже выводил что-то на бумаге, сидя в телеге.

— Господин легат! — крикнул один из наёмников, — Вас тут немой наш зовёт.

Бывший крестьянин сунул ему клочок бумаги, на котором трясущимися каракулями нацарапал: «Во рте плохо».

Александр ударил себя по лбу за такую недальновидность и подозвал медика. Вместе они уложили Сибальта на доски, затем он приказал остановить караван и разжечь фонарь.

— Будет больно, — предупредил он раненого новобранца, когда качающийся на ветру фонарь осветил его искорёженное лицо.

Медик уже крепко держал Сибальта и, когда легат силой разомкнул его челюсти, тот не издал ни звука, лишь глаза его настолько расширились, что в них отразилась вся боль и ужас, с какими далось ему это несложное действие. Света от фонаря было мало, но древний всё же нашёл гнойник. И опять пришлось глушить боль таблетками, так сильно дёргался боец во время операции. Справившись с гноем, древний ещё долго прижигал ему рот, чтобы остановить кровь, но справился. Остальные же раненые со страхом глядели на всё это, не в силах вымолвить ни слова.