Время расплаты
Шрифт:
Я перевела тему и рассказала обо всем, что узнала от человека Богданова. Когда закончила, Женя спросил:
— Заметки покажешь?
— Сейчас.
Сходив в коридор, достала из сумки кипу листков и, вернувшись, села рядом с Женей за стол. Почерк был так себе, да и записи хаотичными, но мы смогли разложить все в хронологическом порядке. Записывал неизвестный соглядатай не все, некоторые дни вообще были пропущены.
Меня заинтересовали пометки «психиатрическая больница» и «морг». Если бы еще кто знал, зачем отец туда ездил…
— Что думаешь? — спросил Женя.
Я ткнула пальцем в привлекшие мое внимание записи и ответила:
— Вот это интересно.
— Врач, который ездил в психушку и морг? Это вполне может быть логично.
— Но проверить стоит, — настаивала я.
— Я знаю патологоанатома, который здесь работает, — задумался Женя. — Если он, конечно, не уволился. Константином Ивановичем зовут. Номера телефона его у меня только нет.
Отодвинув от себя пустую чашку, я устало потерла переносицу и решила, что два часа ночи не самое лучшее время для размышлений.
— Пойдем спать, — сказала, поднимаясь, и наткнулась на вопросительный взгляд.
Вот ляпнула. Прозвучало наверняка двусмысленно.
— Вместе? — снова одним уголком губ улыбнулся Женя.
— Я не это имела в виду.
— Наверное, я лучше поеду.
— Куда? Ни в коем случае за руль нельзя.
— Если бы не гранатовый сок, то я бы решил, что хочешь меня соблазнить, поэтому и не отпускаешь.
Глава 11 Женя
— И как мне с этой хренью в душ сходить? — ткнул я пальцем себя в бок.
Лиля протянула руку, чтобы дотронуться, но ее пальцы так и застыли в паре сантиметрах от моей кожи.
— Я купила водонепроницаемый пластырь, только надо на ночь обработать.
— Поможешь?
Она подняла на меня глаза и медленно кивнула. Да, теперь я не истекаю кровью, а Лиля не в ступоре оттого, что я завалился к ней в таком состоянии — и все пропитано другими эмоциями. Все кажется интимным… И не только сексом пахнет в воздухе — еще и привязанностью, а может, любовью.
Пока Лиля проводила с моей раной какие-то манипуляции, я закрыл глаза. Остались лишь тактильные ощущения. Боль, смешанная с приятными прикосновениями пальцев. Я определенно за тринадцать лет стал мазохистом.
— Чему ты улыбаешься? — спросила Лиля, закончив, но ладонь не убрала.
Я, не открывая глаз, положил свою руку поверх ее и спросил:
— Ты осуществила свою мечту?
И продолжил, идиот, издеваться над собой.
— Нашу, Женя. Она мне не нужна была без тебя.
— И все-таки, — продолжил я, как будто вошел во вкус, даже получал извращенное удовольствие от каждого ее слова, что резало меня. — Ты была в Париже?
— Я была во Франции, — ответила она наконец-то. — В Марселе, в Орлеане, в Лионе… Но в Париж я не смогла поехать. Без тебя.
— Sans toi je ne suis pas moi (фр.
— Ты помнишь! — удивилась Лиля.
— Каждый урок. Мне нравились твои поощрения за правильно выполненные задания.
И вдруг пришло осознание, что мне не больно вспоминать. У меня, наверное, настолько прочно связались понятия «боль» и «воспоминания», что я не мог их разделить и воспринимать по отдельности.
А ведь боли были на самом деле фантомными. Я сам себя убедил в этой ассоциации, чтобы не думать, насколько был счастлив.
Лиля убрала свою руку из-под моей и сказала:
— Я принесу обезболивающее.
— В этот раз без снотворного? — открыл я глаза.
— Только если с чем-нибудь для понижения уровня сарказма.
Я поднялся с дивана и, усмехнувшись, пошел в ванную. С ума сойти! Мы только встретились, а как будто и не расставались. Я был одержим Лилей тринадцать лет, и все так просто решилось. Пусть еще не до конца, но первые шаги оказались проще, чем я предполагал.
Может, я сумасшедший, если думаю, что все слишком просто, но диагноз сам себе не поставлю. Может, я совсем не знаю эту женщину, но хочу в ней видеть ту девочку, которую любил. Даже до сих пор люблю. Или люблю только то, что было когда-то между нами?
Что ж, не диагноз, но вывод: я запутался…
На кухне было темно, в зале — пусто. Лиля застилала кровать в комнате, в которой я никогда не был. Комната родителей.
— Лиля, — позвал я, и она обернулась, снова задержав взгляд на моей татуировке.
— Прямо в блистере, чтобы ты не сомневался, — кивнула Лиля на прикроватную тумбочку, на которой лежали таблетки и стоял стакан воды. — И еще… — добавила, как будто сомневаясь, говорить или нет.
— Что? — насторожился я.
Мне не нравится подобная интонация. Как гром вдалеке. И думаешь, обойдет тебя гроза стороной или нет.
— Ты только не злись.
Еще лучше.
— Лиля?
— Послушай, я встречалась с адвокатом отца и ознакомилась с завещанием.
А вот тут я совсем перестал что-либо понимать.
— Я-то здесь при чем?
— Мы сегодня заговорили о Париже, отец недавно там купил квартиру на Марсовом поле, — сказала Лиля.
— Ну, теперь у тебя будет своя квартира.
— Он оставил ее тебе.
Я не сразу понял. Если это идиотская шутка, то иронию Родионова я не оценил. Какого хрена, спрашивается?
— Твой отец с ума сошел?
— Я долго думала над этим жестом и пришла к выводу, что так он пытался извиниться перед тобой за что-то, хотел загладить вину, расплатиться за что-то. А подобное он мог выразить только в денежном эквиваленте, хотя адвокат сказал, что есть какое-то условие, но я не в курсе. Сегодня ты сказал, что мой отец старался лучше, чем человек Богданова. Так расскажи мне, почему старика терзало чувство вины?