Время расплаты
Шрифт:
Я надеялся, что она забыла о том разговоре, а в итоге сам напомнил, заговорив о Париже. Но кто же знал, что Родионов… Вообще-то, это полный пиздец. Квартира на Марсовом поле, какое-то условие. Может, это не извинение, а издевательство?
Твою мать…
Потерев лицо руками, я опустился на край кровати и, похлопав рядом с собой по матрасу, сказал:
— Присаживайся. История не какая-то сверхъестественная, но вспоминать все равно не хочется.
Лиля села на кровать и провела рукой чуть выше пластыря на моем боку.
— Я заметила у тебя едва
— Ты же уже знаешь, что у твоего отца были знакомства в криминальных кругах? Когда в нашу последнюю встречу я сказал ему, что никогда и ни за что не откажусь от тебя, мне показалось, что он меня понял. Но, как оказалось, зря. В тот же день я прочувствовал на своих костях, что слово «нет» твой отец не понимает. Пришел в себя я на турбазе недалеко от города через три дня. Собака местного сторожа нашла меня в лесу, и мне очень повезло, что поздней осенью там вообще кто-то был. Я не помню ничего, но, когда очнулся, рядом со мной сидел Арсен. Хорошо, что его знают многие в городе, сторож оказался не исключением. Он нашел в моем мобильном запись с его именем и позвонил. А когда я окончательно очухался, ты уже улетела в светлое будущее. Вот и вся история.
Лиля молчала и… плакала. Беззвучно, только слезы по щекам катились. А глаза… Ее глаза стали еще ярче. Два изумруда на побледневшем лице.
Я машинально протянул руку и провел пальцами по ее щекам.
— Ты ни в чем не виновата.
— Виновата, Женя. Я могла вернуться раньше, ведь знала, где ты живешь, работаешь, даже твой номер телефона. Но… Страх всему виной. Я лелеяла свою иллюзию, боясь разбить ее о суровую реальность.
— Все уже в прошлом, — ответил я и, переместив руку на Лилин затылок, притянул ее лицо к своему.
Да, пусть это уже не одержимость, но от своей зеленоглазой зависимости я не избавился.
Глава 12 Лиля
Я с трудом воспринимала слова Жени. Отец, конечно, не был подарком, но это… Черт возьми, это переходило все границы! А потом он смотрел мне в глаза и равнодушно говорил: «Так бывает».
Но так не должно было быть. Это даже не родительский эгоизм, а какое-то извращенное понятие, которому нет места в голове адекватного человека. Патологическая любовь к своему ребенку? Не дай бог стать когда-то таким же родителем.
Я сама не почувствовала, что плачу, пока Женя не смахнул пальцами слезы с моих щек. И меня накрыло чувство вины. Да, я понимала, что ни в чем не виновата, но все равно…
Не должна была уезжать.
Не должна была верить.
Должна была вернуться раньше.
И отец в качестве извинения за две сломанные жизни решил откупиться. По-другому это не назвать. Может, к старости он стал сентиментальным? Увы, мне до сих пор не понятны мотивы его действий.
Женя, видимо, решил доказать мне, что не стоит терзаться чувством. Притянул к себе за шею и поцеловал. И это был не такой поцелуй, как вчера в подвале Арсена или как утром в соседней комнате. В нем не было больше терзающей ненасытности, как будто мы пытались утолить жажду одержимости. Это было нежно, до щемящего ощущения в груди, от которого перехватывало
И я хотела раствориться в этом поцелуе, но Женя отстранился и выругался сквозь зубы, схватившись за бок.
Вроде бы и ничего необычного, но как только мы оторвались друг от друга, я почувствовала себя неуютно, неловко, скованно. Чтобы не начинать самоанализ, отвернулась к окну и спросила:
— Что завтра делать будем?
— Мне надо подумать. Я не знаю, в чем копался твой отец, но с компроматом это точно не связано. А если ты его не найдешь в ближайшее время, то от предупреждений Богданов перейдет в наступление. Я попросил своего опера поискать точки соприкосновения Карпова, Горецкого, Елизаровой и твоего отца.
— Еще и священник, — добавила я. — Не помню, говорила я тебе о нем или нет.
— Говори.
Я рассказала о своей встрече с отцом Аристархом и снова удостоилась взгляда: «Ну и куда ты лезешь?» Но вслух Женя ничего не сказал, наверное, вспомнив, как отличился своим вопросом об аборте перед моей поездкой к Аристарху.
— Итак, священник, врач, военный, инженер, — подвел Женя итог. — Полный бред.
Я была с ним согласна. Но, может, завтра посещение психиатрической больницы и морга что-то прояснит? Или еще больше запутает.
Лежа на кровати и глядя на отблески фонарей на потолке, я по-идиотски глупо улыбалась. Как психиатр могу сказать, что это минимум странно. Как женщина — что чувствую себя счастливой. Пусть все неоднозначно, но Женя заполнил пустующую нишу. У меня было все, но пазл не складывался до конца. Маленький кусочек, без которого картина была неполной. Осталось только правильно его уложить в мозаику.
Я так и уснула, наверное, с той же улыбкой, но утром от ощущения счастья не осталось и следа. Сквозь сон я услышала, что в зале зазвонил телефон, потом голос Жени, вот только слов не разобрать. А положив трубку, Женя вошел ко мне в комнату и тихо позвал:
— Лиля…
— Что? — отозвалась я.
— Звонил Арсен.
Посмотрев на часы, я спросила:
— В полшестого утра? Что случилось?
— Ему нужен компромат твоего отца.
Я села на кровати и с непониманием посмотрела на Женю. Он хмурился — ситуация ему, видимо, не нравилась. Я пока не определилась, как на это реагировать, но ничего не понимала — это факт.
— Зачем Арсену компромат?
— Не думаю, что он нужен лично Арсену. Скорее всего, кому-то из его больших друзей. Они узнали, что ищет Богданов, и решили подойти с другой стороны, через общих знакомых. Наше знакомство с Арсеном не тайна, а сделать вывод, что Богданов давит на тебя, не так сложно.
Ох, чертова страна. Я бы лучше ночью по Гарлему прогулялась, чем вот это все. Там хоть просто стреляют, а не выстраивают какие-то чертовы криминальные стратегии. Конечно, Арсен удружил, ничего не скажешь. Но, может, старик и не виноват — на него тоже могут давить.
И что теперь делать?
Наверное, вопрос был написан у меня на лице, потому что Женя сказал:
— Пока эти бумаги всего лишь что-то из разряда мифов. Сразу найдем — потом будем думать, что с ними делать.
Голова у него с утра работала лучше, чем у меня. Но вдруг посетила мысль: «А есть ли эти бумаги вообще?»