Время умирать. Рязань, год 1237

Баранов Николай Александрович

– Сам знаю, не маленький, – тряхнул головой княжич. Сделал так, как сказал воевода: встал сбоку и осторожно выглянул наружу.

Ратислав встал у другого края бойницы, внимательно поглядывая за татарской городней и прячущимися за ней татарскими стрельцами, не забывая присматривать краем глаза за Андреем – не высунулся бы лишку. Правильно смотрел: княжич увлекся развернувшейся перед ним картиной, выставился в проем, стараясь охватить глазами большее пространство. Ратьша попридержал его. Тот кивнул, стал смотреть, сторожась.

Немного поуспокоившись относительно безопасности наследника рязанского стола, Ратислав

и сам окинул взглядом все пространство за стеной. Как уже было сказано, за выстроенной татарами городней врагов имелось не слишком много. Но какое-то их количество точно сидело в Черном овраге. Оттуда поднимались дымы костров и сновали посыльные. На поле за оврагом воинских людей не имелось. Зато за полем, в леске, похоже, было их густо. О том говорили дымы костров, сливающиеся в безветренном воздухе на высоте в большое светло-серое облако, кружащие над лесом потревоженные птицы, появляющиеся то и дело на опушке пешие и конные. Готовятся к приступу? Должно, так…

Правее и ниже за устьем оврага стояла дюжина пороков на таких же невысоких насыпях, что и в напольной части стены. Сейчас они готовились к новому залпу: чаши на длинных рычагах пригнуты, и в них с трудом закладывают тяжеленные камни невольники. Рискуя поймать стрелу, Ратьша быстро высунулся в бойницу, чтобы оценить повреждения, нанесенные обстрелом. Видно с этого места было плоховато, но кое-что он рассмотреть сумел. Обстрел здесь начался позднее, потому стена пока пострадала не так сильно: проломы в крыше, выбитые кое-где бревна. Что стало с башней, толком не увидел, мешал изгиб стены.

Хашар растаскивал надолбы перед воротами и участками стены справа и слева. С первой линией они уже закончили, приступили ко второй. Часть невольников суетилась возле тарана. Что делают, не понять: то ли пытаются сдвинуть, то ли что другое… Далековато все же, видно плохо.

Тем временем татарские камнеметы изготовились к стрельбе. Грохнул об упор рычаг первого, и в стену, кувыркаясь, полетел громадный угловатый обломок известняка. Грохот, треск. Камень угодил в забороло второго яруса стены, саженях в пятидесяти от Ратислава и его спутников. Вверх и стороны взметнулись обломки досок и бревен. Камень снес забороло, в боевом ходе второго яруса ударился о стену яруса третьего, заставив дрогнуть настил под ногами, судя по звуку, отлетел к передней стенке второго яруса, ударился о него и затих. Похоже, никого не зацепил, криков раненых не слышно. Но если воевода, начальствующий на здешнем участке обороны города, не дурак, должен был убрать людей с обстреливаемого участка, дозорных только оставить.

Загромыхали остальные камнеметы. Стена содрогнулась от новых попаданий. Один из обломков попал в стену совсем рядом от них, саженях в двадцати, проломив крышу. Прозор забеспокоился.

– Уходить надо, а то не ровен час…

– Надо, – согласился Ратьша, посмотрев на княжича, не отрывающего глаз от того, что творится снаружи стены. – Слышь, Андрей, пойдем вниз. Опасно здесь стало.

Княжич бросил на воеводу возмущенный взгляд, выкрикнул:

– Не посмотрели же ничего толком!

– Да нет, все видно и понятно, – покачал головой Ратислав. – Делать нам здесь больше нечего. Тем паче камни, вишь, сюда полетели. Глупо погибнуть от шального камня и не дожить до приступа. – При этих словах Ратьша невесело усмехнулся. –

Пойдем вниз, княжич.

Он приобнял Андрея за плечи. С другой стороны с решительным видом подступил Прозор. Княжич понял, что, если не пойдет сам, его уведут силой, и не стал позориться, дернул гневно щекой и зашагал к лестнице, ведущей со стены.

Вернулись на постоялый двор. Прошли все в ту же отгороженную комнатку. Сели. Разговор не клеился. Прислушивались, что происходит снаружи. Ждали очередного залпа татарских камнеметов. Дождавшись, опять вслушивались, не произойдет ли чего после этого. Нет, тихо. Опять томительное ожидание нового залпа. Только иногда кто-то возьмет со стола чашу со сбитнем, глотнет торопливо и быстро, стараясь не стукнуть донышком о столешницу, поставит ее на место.

За загородкой в столовой комнате, где сидели воины владычного полка, тоже почти тихо, редко кто чего-то скажет вполголоса, дождется ответа и снова молчание. Плохо то, томятся люди, уходит от такого боевая ярость, но пока ничего не поделаешь. Разве разговор завязать? Отвлечь от того страшного, что исходит из-за стен.

– А что, Прозор, – начал Ратьша, – не приходилось ли нам прежде где встречаться? Лицо твое смутно знакомо, а никак не вспомню, где приходилось переведываться. Который день мучаюсь от того.

– Как же, приходилось, – усмехнулся в бороду инок-воин. – Да только давненько то было, потому и не помнишь.

– Давно, говоришь? И когда все же? На память я вроде не жалуюсь.

– Да ты тогда совсем младнем был, боярин.

– Рассказывай, – подобравшись и, кажется, начиная что-то смутно припоминать, потребовал Ратислав.

Улыбка сошла с лица Прозора. Лоб собрался в морщины. Помолчав, он буркнул:

– Невеселая то история, боярин.

– Сказывай!

– Ну что ж… Коли так… Был я когда-то ближником отца твоего Изяслава Владимировича.

– Точно! – воскликнул Ратьша. – Прозор! Вот откуда!.. А я-то голову ломаю! Ты же меня вместе с отцом в первый раз на коня сажал! Но как же ты жив? Ведь, сказывали, всех ближников тогда в Исадах вместе с отцом… А ты ведь там тоже был. Верно?

– Верно… – тяжко вздохнув, после долгого молчания ответил инок.

– Так как же? – уже настороженно переспросил Ратислав. Забрезжило подозрение: уж не был ли замешан тот в страшном предательстве?

Похоже, Прозор уловил недоброе в голосе боярина. Печально усмехнулся, прошелся пятерней по густой с проседью бороде, сказал:

– Не думай, иудой я не был. Хоть вины с себя не снимаю: не смог уберечь от гибели князя Изяслава. Этот грех и ушел отмаливать в обитель.

Инок примолк. Ратьша продолжал требовательно в упор смотреть на него: сказывай, мол, дальше.

– Хочешь услышать, как дело было?

Ратислав молча кивнул.

– Ну что ж, время есть. А я заодно, может, и душу облегчу.

Прозор шумно вздохнул, отпил сбитня из чаши и начал свой рассказ.

– С отцом твоим, боярин, мы были почти что ровесники. Я происхожу из славного пронского боярского рода Зарецких, и определили меня в дружки тогда еще княжича Изяслава, когда нам было по шесть лет, как только впервой в седло посадили. Росли вместе, мужали. С двенадцати лет в походы стали ходить. Славный воин был твой отец, Ратислав. И ты, видать, в него пошел. Наслышан я даже в стенах обители про твои подвиги.