Время умирать. Рязань, год 1237
Шрифт:
До татар меньше сотни саженей. Они уже, конечно, заметили русских, идущих им навстречу. Передние сбились в кучу, кто-то даже выехал на лед. Одна лошадь поскользнулась, грохнулась на бок. Всадник успел ловко соскочить, но тоже оскользнулся, шлепнувшись рядом со своим скакуном. Поднялся на ноги, начал дергать повод, злобно ругаясь.
Пора! Ратислав дал жеребцу шпоры. Буян рванул вперед. В ушах засвистел морозный ветер. От тяжелого топота копыт дрогнул заснеженный берег. Темная куча вражеских всадников рывком приблизилась. Где-то из середины татарского отряда раздался протяжный рев трубы. Те перестали пятить
Пятьдесят саженей, тридцать, десять…
– Гха! – выдохнул-выплюнул в лица врагов боевой клич Ратьша, насаживая на копье летевшего ему навстречу татарина.
Древко рвануло в сторону. Удержал, сумел вырвать рожон из проносящегося мимо, еще державшегося в седле врага, вывернув руку в локте. Но взять копье в боевое положение уже не успел: Буян столкнулся грудь в грудь с лошадью следующего степняка, взвился на дыбы, молотя ее коваными копытами по голове и шее. Досталось и всаднику. Ратислав, согнув ноги в коленях, прижался к шее своего скакуна. Миг, и вражеский воин вместе с конем рухнул на снег.
Буян опустился на все четыре ноги, и тут же на него и Ратьшу наперла целая куча татар. Лошади у них оказались не мелкие, да и доспех не так плох, как думалось Ратиславу, потому опрокинуть сразу врага у рязанцев не получилось. Началась рубка на равных. Почти. Все же оружие у русских было чуть получше. И все равно были бы эти полторы сотни, что сейчас под рукой у воеводы, его испытанными сакмогонами, долго бы татары не продержались. А сейчас, набранные с бору по сосенке, без привычки биться вместе…
И все же рязанцы ломили, помня, что за их спинами мирный люд, у которого вся надежда на то, что их защитят, дадут уйти от страшного врага в лесные дебри. Татары тоже пятиться и разбегаться не желали. Да и особо некуда им было бежать: справа – лед, слева – непроходимые заросли. Клин, которым двигались рязанцы, затупился – из задних рядов в ряд первый выдвинулись всадники. Теперь бились во всю ширину свободной прибрежной полосы. Ратислав бросил копье – тесно стало, не развернуться с ним, рубился мечом. Первуша с Годеней по бокам, сомкнулись с ним колено к колену. Правее Годени – княжич со своим меченошей, дальше, выкрикивая ругательства по-половецки, машет саблей Гунчак. Пока все живы и даже вроде не поранены. Потихоньку даже движутся вперед, но только за счет выбывших из строя татар.
«Такой бой может продолжаться долго, – лихорадочно думал Ратьша. – А времени нет, скоро сюда подтянутся другие татарские отряды, зажмут, порубят. И от этих не оторваться: не дадут, повиснут на хвосте, задержат. Опять-таки, за это время до них доберутся припоздавшие пока враги. Надо как-то успеть разобраться с вот этими храбрецами».
Он опять мысленно выругался. Потом его осенило. А чего они бьют татарам в лоб? Это они на своих некованых лошадях боятся выезжать на лед, а им-то на подкованных чего бояться? Тоже, конечно, можно грохнуться, но тут надо, чтоб сильно не повезло.
Для задуманного нужно выйти из схватки. Ратислав натянул узду жеребца. Буян гневно захрипел, но послушался, сбавил напор. Годеня
Ратьша пробился к левому крылу своего отряда, добрался до реки, выехал на лед. Его свита последовала за ним. Вошедшего в раж Андрея придерживали Годеня и Воеслав. Тот ругался на них последними словами, которых княжичу и знать-то вроде было не положено. Ругался громко, перекрикивая шум боя.
Ратислав легкой рысью проехал по льду в хвост отряда, вывел оттуда на лед десятков семь всадников, двинулся в голову к месту схватки, забирая левее. Когда они поравнялись с вытянувшимся змеей татарским отрядом, до него оказалось саженей сто. Татары словно не замечали появления правее себя каких-то всадников. Может, и впрямь не видели? Вряд ли, почти совсем рассвело, только морозная дымка, поднимающаяся со льда, не давала, должно, толком их рассмотреть. А может, решили клятые, что это к ним подмога подошла? Ну, им же хуже.
Ратьша построил воинов в один ряд, нацелив их в правый бок татарского отряда. Плотно поставил, колено к колену. Поскольку в схватке они пока не участвовали, у всех имелись копья.
– Вперед, – приказал он, пристраиваясь со своими ближниками на левом крыле строя, и погнал Буяна вперед.
Пошли сразу вскачь – до татар расстояние небольшое. Те наконец поняли, что приближаются к ним вовсе не их соплеменники, и засуетились, разворачивая коней навстречу, выставляя копья, прикрываясь щитами. Десятка полтора даже рискнули выехать на лед и погнать коней навстречу. Кончилось скачка для этих удальцов не слишком хорошо: половина коней, поскользнувшись, грянулась на лед, оставшихся смяли и опрокинули несущиеся в бой рязанцы.
Удар в бок татарскому отряду получился славный: набравшие разгон, идущие плотным строем, пусть даже и в один ряд русские смяли стоявших на месте вражьих всадников на всем протяжении удара. Справа поднажали рязанцы, наступающие по берегу, и степняки не выдержали. Те, кто уцелел, начали разворачивать коней, подставляя спины кинувшимся в погоню русским. Ратислав не зря встал слева атакующего строя. Теперь он оказался в первых рядах преследователей. Дав воинам отвести душу в рубке бегущих, саженей через триста Ратьша начал придерживать Буяна, подняв десницу вверх, заставляя и несущихся за ним воинов замедлять шаг своих скакунов. Те послушались: помнили, что основная их задача – это защита беглецов.
Остановились, развернули коней, двинулись рысью к тому месту на берегу, где должны были прорубаться сквозь прибрежные заросли рязанские беглецы. Пока ехали, внимательно поглядывали по сторонам, не видно ли новых татарских отрядов. Но пока все было тихо. Похоже, прорыв оказался для врага полной неожиданностью.
Рассвело окончательно, но на смену ночной темноте пришел густой туман, севший на протяжении всего речного русла. Захватил он и заокский берег. Темнели сквозь молочную мглу крепостные стены Рязани на высоком правом берегу да поднимались столбы дыма от пожаров в Столичном городе. Оттуда все еще были слышны страшные звуки продолжавшейся резни.