Время Верочек
Шрифт:
Родные люди
Егор так и не сомкнул глаз, чтобы к утру выполнить все заказы и получить расчёт в сапожной мастерской.
– Поеду вместе с тобой, доченька, так мне будет спокойнее, – сказал он, когда Верочка собралась в дорогу. – Заодно познакомлюсь с женщиной, которая тебя вырастила. Хочу поблагодарить Ларису Андреевну.
Однако всё сложилось не так, как хотелось: Ларисы дома не оказалось.
Верочка позвонила соседке.
– Ой, да Андреевна-то только вчера укатила в санаторию. Вер, у тебя ключа что
– Забыла в общежитии. А запасной мама разве не оставила Вам?
– Нет, ничего не оставляла в этот раз, – ответила женщина.
Честно говоря, Вера никак не ожидала такого поворота событий. Она надеялась пару недель побыть дома, а перед родами вернуться в общагу. Глядишь, и Славик к тому времени справится со своими обидами, и всё наладится у них. Показываться мужу на глаза сразу после ссоры, чтобы вновь выслушивать его упрёки и бесконечно оправдываться, ей совсем не хотелось.
– Доченька, я получил деньги, так что ты не волнуйся! Вполне можем и в гостинице поселиться, – предложил отец.
– Ой, и у меня есть деньги, – вспомнила Вера о купюрах, которые вручил ей перед расставанием Эдик. – Мы с тобой богачи!
Экскурсия
Верочка показывала отцу город, а Егор радовался этой экскурсии, словно маленький ребёнок.
Причины для новой радости у него были веские: хоть и жил он с некоторых пор неподалёку от дочери и мог иногда видеть её, но в короткие и редкие визиты никак не удавалось поговорить по душам, и вот теперь они отправились вместе в длительное путешествие, впервые в их жизни.
Конечно, на дружбу или теплоту чувств он не смел надеяться. Слишком много прошло времени, Верочка выросла без него, сформировавшийся человек. Да, можно попросить, мол, люби меня, я и есть твой настоящий отец, но от этой просьбы чувство моментально не возникнет, не раскроет душа свои объятия по требованию: кровь-то родная, а по жизни, считай, двадцать лет чужими ходили.
Егор старался не лезть в душу дочери, не навязываться, не заставлять её страдать или выбирать между ним и теми, кто её вырастил, выпестовал, ничего не расспрашивал, слова не сказал в их адрес, да и не возникало у него плохих слов ни к кому, человеком незлобивым был.
А счастье отцовское само его нашло, и он гулял с Верой, бережно придерживая её под локоть, и не было в мире времени более драгоценного, чем эти минуты.
Вера рассказывала о своём детстве и занятиях спортом, о несбывшихся мечтах, о друзьях школьных и новых, с которыми познакомилась в студенческий период, о работе в ночном клубе, Егор слушал с большим интересом. Верочку вдохновляло его неподдельное внимание к каждому её слову, событиям жизни, никакого дискомфорта в этих сложных для неё отношениях она не испытывала, наоборот, почувствовала энергетическую связь с отцом. Подумалось, что «прежний» родитель редко бывал настолько открытым для общения с ней.
– А мама моя была какой? – неожиданно спросила Вера.
– Красивой… Такой же, как и ты… Росточком,
– Ты после её смерти не женился почему?
– Одну её любил и люблю до сих пор…
Вера замолчала и больше не задавала вопросов, а он не хотел рассказывать в такой чудесный день о смерти её матери, отложил эту тему на потом. Вот родит Верочка, ребёнок подрастёт, может, когда-нибудь и поведает грустную историю, а сейчас точно ни к месту.
Потом Егор корил себя за это, считал виноватым: утаивая причину смерти Верочкиной матери, только хуже сделал. Если бы хоть слово сказал… Может, дочку это навело бы на мысль, она бы хоть как-то смекнула или…
Всяких «или» могло быть тысячи, но в тот день ни одно из них не случилось и не прозвучало, поэтому после продолжительной экскурсии по городу, отец и дочь смело отправились в гостиницу, а не в обратный путь.
Чай
Верочка проснулась от страшной боли в животе и стиснула зубы, чтобы не застонать.
Надо же, какая нелепица! Кишки, наверное, подумалось ей: слишком много яблок съела. А боль, между тем, прошла, затихла, приумолкла, и девушка снова смогла заснуть.
Поспала Вера чуть-чуть, минут сорок, не больше, и снова что-то раздирающе-невыносимое заставило её сжаться в комок и подтянуть коленки к груди.
«До родов две недели, – рассуждала она сама с собой, когда отлегло, и голова вновь стала свежей. – Что же со мной?».
Сон улетучился, исчез за непроглядными зимними сумерками.
– Верочка, будем завтракать? – услышала она заботливый голос отца, он тоже не спал. – Ты не стесняйся, если кушать хочешь.
– Спасибо. Мне пока не до еды, живот разболелся что-то.
Егор заволновался, но виду не показал, как можно спокойнее сказал:
– Ты приляг, Верочка, приляг! Я сейчас попрошу у дежурной чайничек или кипятильник, чайку согрею. Попьём, а там и посмотрим, что нам делать.
Он вернулся быстро с двумя стаканами чая: дежурная, несмотря на ночное время, услужливо предлагала редким постояльцам гостиницы весь скромный перечень услуг – чай, кофе, утюг, гладильную доску.
Чай, точнее, кипяток, был не сладким, к нему полагались три кусочка рафинада и маленькая мельхиоровая ложечка. Отец старательно размешал сахар, стараясь при этом не стучать ложкой о края стакана, а потом опустил на верёвочке чайный пакетик. Вера отметила, что отец делает всё наоборот, ведь сначала надо заварить чай, а только потом сахарить. Ей даже показалось, что всё это происходит не наяву, что она находится в кинотеатре и там показывают какой-то старый, чёрно-белый фильм. В полутёмной комнате сутуловатый седой мужчина в чёрных суконных брюках, тёмной рубашке и сером вязаном жилете ворожит над странной жидкостью, жидкость покачивается из стороны в сторону и с каждой секундой становится всё темнее и темнее. Отчего нет ярких красок? Или это от плотных штор, не пропускающих свет?