Время Волка
Шрифт:
– Лёня, ты с ума сошёл? – перебил я его, не дав допеть даже первый куплет. – Ты с этим никогда ничего не выиграешь.
– Почему? – оторопел Лёнька.
– Потому что у тебя идейно неправильный репертуар! Слюни про любовь!
Он аж побелел.
– Какие слюни? Какой идейно неправильный? Фильм вся страна знает! Песню вся страна поёт!
– Слушай, ты выиграть хочешь или так, поучаствовать? Если выиграть, то должен подобрать такую песню, чтобы ей просто нельзя было не присудить какое-нибудь место. А до первого уже дотянешь талантом. Возьми что-то правильное, идейное. Ну вот «Гуантанамеру», например! И мелодия весёленькая, и по голосу тебе.
–
– А она про любовь, – меланхолично заметил я. – Найди перевод. Вся песня – посвящение революционера возлюбленной, с которой он прощается перед тем, как пойти на верную смерть.
Не то чтобы я хорошо разбирался в революционных песнях кубинских партизан, просто на студенческом капустнике мои однокурсники пели эту муть на русском и имели бешеный успех. Лёнька призадумался, стал подбирать на слух.
– Гуантанамера. Ла-ла-ла, гуантанамера. Гуантанаме-ера, ла-ла-ла, гуантанамера… Ну да, ты прав, весёленькая. И есть где голос показать.
– Вот и покажи. В таких песнях сила и страсть как раз и нужны, – кивнул я. – А мне ещё чаю плесни, пожалуйста. Или чего покрепче, если есть.
* * *
Конкурс артистов эстрады занимал все мысли Лёни. Он то решал, что будет сам себе аккомпанировать, то вдруг ему казалось, что это непрофессионально, и он начинал искать аккомпаниатора. Он трижды менял аранжировку, то убыстряя песню, то превращая её в лирическую протяжную балладу. Экспериментировал с причёской и костюмом, бросаясь то в одну крайность – недавно пошитая на заказ тройка с бабочкой, то в другую – просто брюки и олимпийка, стильно, модно, молодёжно! Подсознательно он понимал, что не только готовится к конкурсу, но и формирует свой будущий образ на эстраде. Если, конечно, выиграет и образ ему вообще понадобится.
Представление о собственном будущем Лёня имел самое смутное. Большинство его однокурсников рассосались по театрам, многие иногородние, не сумевшие зацепиться в Москве, получили распределение в родные города. Благодаря сделанной отцом московской прописке Лёню никуда не отправили. Однако, предоставленный сам себе, уверенно он себя всё равно не чувствовал.
Отцу он давно не отчитывался о своих действиях, а вот с бабушкой пришлось объясняться. Они регулярно созванивались, и Серафима Ивановна с пристрастием его пытала: чем занимается, каких успехов добился, что хочет делать дальше. Она настаивала, чтобы Лёня пробовался в театр, да и что там пробоваться, в Театр оперетты его взяли бы без всяких проб, половина преподавателей на их курсе была оттуда, и все прекрасно знали таланты Волка. Однако Лёня не видел себя в оперетте.
– Мне некого там играть, понимаешь? – объяснял он бабушке по телефону. – Баритон в оперетте – либо злодей, либо отец семейства, ни то ни другое амплуа мне по внешности не подходят. Да и не хочу я! Мне неинтересно.
– А чего ты хочешь? – кипятилась Серафима Ивановна. – Лоботрясничать? В консерваторию ты не захотел, выучился на клоуна, вот теперь в цирке работай!
Лёня вздыхал и ещё больше убеждался, что надо искать себя на эстраде. Перед глазами был пример Отса, но тот получил массовое признание во многом благодаря кино, а с кино у Лёни совсем не складывалось, никто не рвался приглашать на съёмки молодого артиста, хотя его данные хранились в картотеке «Мосфильма», Лёня много раз ходил на пробы, дважды снялся в какой-то массовке, но на том всё
А Оксана хотела танцевать. Вместе с Геной, второй половиной дуэта «Искра», они репетировали испанский танец для конкурса. Так как репетировать было особо негде, под эти цели сгодилась и их единственная комната в Марьиной роще. Пока Оксана с Геной отрабатывали движения, действуя на нервы соседям снизу, Лёня сидел на кухне над нотами или сбегал к Борьке в общежитие. Постоянное присутствие чужого человека в доме Лёню сильно раздражало. Он не ревновал, нет, по крайней мере, это не было мужской ревностью. Он знал, что Оксана патологически брезглива, даже в танцах не допускает лишних прикосновений партнёра, что уж говорить о большем. Но Лёне не нравилось, что всё внимание Оксаны сосредоточено на предстоящем конкурсе, на каких-то элементах номера, которые ещё предстоит отработать, на деталях костюма. У них вроде бы и совпадали интересы, и в то же время каждый был увлечён собой. Две творческие единицы под одной крышей, а в холодильнике вечно пусто, и в ванной комнате может три дня стоять таз с замоченным бельём.
Третий раз об него споткнувшись, Лёня в конце концов вывалил содержимое в ванну, кое-как прополоскал вещи под краном, развесил на верёвке, пересекавшей комнату по диагонали, и тут только обнаружил, что его джинсы (единственные джинсы, купленные за сумасшедшие деньги у знакомого фарцовщика), покрыты ржавчиной! Металлическая заклёпка на кармане от многодневного замачивания дала ржавчину, которая распространилась по ткани вокруг, в одном месте даже проела её, и там теперь красовалась небольшая дырочка. Лёня как следует выжал испорченные штаны и вышел с ними в комнату.
– Посмотри!
Он протянул джинсы жене, отдыхавшей в кресле. Оксана только что выпроводила Гену и теперь приходила в себя после многочасовой репетиции.
– Отстирал? Молодец, а у меня всё руки не доходят, – устало прокомментировала Оксана. – Ещё бы постельное простирнуть…
Лёня вскипел.
– Отстирал! Посмотри, что с джинсами! Ржавчина, а тут вот вообще дырка! Если тебе некогда стирать, то хотя бы не замачивай! Испортила же штаны!
Оксана мельком взглянула на джинсы, пожала плечами:
– Я не прачка, а такая же артистка, как и ты. Ты три дня этот таз тоже не замечал. Подумаешь, дырка, можно заплатку сделать.
– Заплатку? Я буду ходить в штопаных штанах?
– Ну я же хожу в перешитых платьях! Потому что ты, заметь, сидишь без работы!
– Ты тоже! – возмутился Лёня. – Пляшешь тут целыми днями со своим Геной.
– Я пляшу, а что делаешь ты? Ты мужик или как? Кто должен обеспечивать семью? Тебя устраивает, что в холодильнике два яйца и сырок «Дружба»? И ещё спасибо, что сам холодильник нам подарили!
Сырок «Дружба» Лёньку не устраивал, но что делать, он не представлял.
– Хоть бы крутился как-нибудь, а то сидишь на жопе ровно! – продолжала Оксана, как всегда, в минуты гнева, не стесняясь в выражениях. – Посмотри, все твои однокурсники пристроены по театрам. Петька Ровнов вон вообще в Ташкент уехал, знаешь, какие там деньги зарабатывает?
– Хочешь в Ташкент? – вспылил Лёня. – Будешь там замотанная в тряпку по самые брови среди чабанов ходить?
– Лёня, я не знаю! – Оксана вскочила со своего кресла и заметалась по комнате, картинно, по Станиславскому, заламывая руки. – Ну хорошо, сейчас конкурс, а дальше что? Что мы будем делать дальше? На что ты надеешься? Что тебя заметят, куда-нибудь пригласят?