Время возмездия
Шрифт:
– Надеюсь, мы останемся друзьями, – сказал по-немецки Пиляс, пожимая руку Игорю. – Если не откажетесь, то предлагаю в Париже устроить матч-реванш.
– А мы с тобой в Хельсинки, – вставил словоохотливый Тойво. – Будет много-много зрители и много денег. Бокс у нас очень любят!
Миклашевский положил руки им на плечи, обнял и сдвинул дружески головы, прижав к своей:
– Спасибо, друзья!.. Спасибо!..
А ночью была бомбежка. Рев сирен воздушной тревоги поднял Миклашевского с постели. В номере гостиницы он был один. Бунцоль ушел сразу же, едва они вернулись из театра. У тренера в Лейпциге много друзей и знакомых. Игорь отдал ему бутылку вина, подаренную французом. Карл был растроган. Он вручил Игорю проездные документы, и они договорились, что утром Миклашевский сам отправится поездом в Берлин,
Не зажигая света, Игорь привычно быстро оделся и спустился вниз. На улице была паника. Толпы людей – стариков, женщин, детей, – полусонных, растерянных, с чемоданами, сумками, узлами спешили в ближайшие убежища. Плач грудных младенцев, причитания старух, тревожные возгласы женщин, мужская ругань, лай собак сливались и тонули в неистовом реве сирен… Сигнал тревоги запоздал, налет уже начался…
Миклашевский прислонился спиною к кирпичной стене здания, уступая дорогу перепуганным жителям, посмотрел вверх, в иссиня-темное небо, по которому уже рыскали желтые лучи прожекторов. Оттуда, с неба, доносился гул моторов. Игорь определил: не наши, союзники. Торопливо забухали зенитные пушки, захлебываясь, били длинными очередями тяжелые пулеметы. С надрывным воем неслись к земле фугасные бомбы. Земля под ногами и кирпичная стена дома вздрагивали от взрывов. «Пятисотки и тысячекилограммовые», – привычно определил Миклашевский, и ему стало вдруг легко и радостно, как будто и не было никакого тяжелого боя на ринге. Он вдыхал холодный ночной воздух и улыбался. Словно градины, падали на асфальт осколки от разрывавшихся в небе зенитных снарядов. В двух местах, неподалеку от гостиницы, вспыхнули пожары, и языки пламени освещали улицу. Он видел, как на той стороне улицы бомба пронзила пятиэтажный дом, и земля глухо вздрогнула от тяжелого взрыва. Массивный дом, озаренный на миг изнутри, начал распадаться и рушиться, обваливаться.
Игорь повернулся и быстро спустился в бомбоубежище. Там было душно, тесно и почти темно, надрывно плакала маленькая девочка, громко кашлял больной старик и навзрыд рыдала пожилая женщина, ее успокаивали, но она не унималась.
– Проклятые русские! Бомбят мирных жителей! – услышал Миклашевский за спиною раздраженный мужской голос.
– Это не русские, – ответил Игорь не оборачиваясь. – Это американцы.
Хотелось повернуться и посмотреть на раздраженного обывателя, который возмущался «войной не по правилам», и спросить его: а разве немцы думали о мирных жителях, когда ночами бомбили Ленинград, когда подожгли продовольственные склады и сотни тысяч ленинградцев были обречены на голод?.. Но Игорь сдержался. Словами ничего не докажешь. Война пришла в Германию, туда, откуда начиналась. Наступало время возмездия.
Глава десятая
Андрей Старков в новом «мерседесе» спешил в Антверпен. Нужно было срочно перебазировать радистку в Париж. Для безопасности ехал кружным путем, с заездом в Германию. За годы жизни на Западе и по опыту своей нелегкой работы он хорошо освоил старое золотое правило, проверенное многими разведчиками, которое гласило: прямой путь не всегда есть самый короткий и самый лучший. Это правило можно было бы пересказать и русской пословицей: береженого Бог бережет. Документы и французский паспорт у него были в полном порядке, а удостоверение немецкой контрразведки помогало ему беспрепятственно проходить любые проверки и вне очереди заправлять горючим машину.
Согласно документам Старков, вернее, инженер Андре Моруа, является представителем крупной французской машиностроительной фирмы, занимающейся поставками вооружения в германскую армию, и едет он в Германию и Бельгию с важным поручением. Впрочем, это так и было в действительности. Французские заводы выполняли срочные заказы немецкого министерства вооружения и главного командования сухопутных войск, изготавливали, например, и узлы для самолетов-снарядов, крылатых ракет, «оружия возмездия», получивших название ФАУ-1. На севере Франции с лета прошлого года начались и интенсивно ведутся грандиозные строительные работы. Днем и ночью десятки тысяч рабочих, военнопленные, мобилизованные местные жители рыли котлованы, сооружали подъездные пути, бетонные колпаки и бункеры. Строители полагали,
Гитлеровцы спешили. Сокрушительный разгром немецких войск под Курском и последующее мощное наступление русских ставили Германию перед пропастью катастрофы. Стратегическая инициатива была утеряна. Фашистский блок трещал по всем швам. Сателлиты Третьего рейха начали лихорадочно искать спасительные пути выхода из войны или хотя бы ослабления связей с Германией. Испанский диктатор Франко спешно отозвал с Восточного фронта остатки «голубой дивизии». Венгерское правительство, за спиной у немцев, усилило попытки завязать контакты с Англией и США. Правительство королевской Румынии, потеряв обширные области на востоке, подаренные Гитлером, опасалось за свою страну и открыто выражало недовольство своим германским союзником.
Победоносное наступление Советской Армии летом и осенью 1943 года произвело большое впечатление на нейтральные страны. Правящие круги Турции окончательно убедились, что не следует связывать свою судьбу с Германией. Шведское правительство, как бы опомнившись, с середины августа громко объявило о «прекращении перевозок немецких военных материалов через территорию своей страны». В порабощенной Европе ширилось и крепло движение Сопротивления. В самой Германии росло недовольство войной и фашизмом.
В этой обстановке было видно, как верхушка гитлеровской Германии во главе с фюрером цеплялась за новую стратегическую концепцию, которая сводилась в основном к следующему: всемерно сдерживать продвижение советских войск и в то же время сосредоточить достаточные силы на Западе для успешного разгрома крупного десанта союзников в Западной Европе, который гитлеровцы ожидали предположительно в середине сорок четвертого года.
Верховное командование вермахта считало, что разгром этого десанта союзников будет иметь тяжелые политические и военные последствия для англо-американского руководства и заставит США и Англию отказаться от планов открытия второго фронта в Западной Европе и создаст предпосылки к началу переговоров. Но, чтобы склонить Англию и США к переговорам при сложившемся после Курской битвы соотношении сил, надо было кроме дипломатических мер располагать какими-то средствами военного давления, которые могли бы произвести должное впечатление на лидеров западных держав. Такое средство фашистское руководство и видело в беспилотных самолетах-снарядах, в ракетах дальнего действия, особенно в баллистической ракете ФАУ-2.
Советской разведке стало известно, что германское командование готовится к массированным ракетным ударам по Англии, в первую очередь по Лондону, по его центру, по густо населенным районам. В дальнейшем планировалось обстреливать ракетами Москву, Ленинград и крупнейшие промышленные города Советской России вплоть до Урала. Фашисты рассчитывали на внезапность. По благодарности, полученной из Центра, Старкову было видно, что переданные ценные сведения подтвердили важную информацию, полученную из других источников, и Ставка Верховного Главнокомандования принимает необходимые меры по защите промышленных городов страны от возможных ударов беспилотных средств воздушного нападения противника.
Шла война явная и тайная. О второй, тайной, не писали в газетах. Это был фронт без линии фронта. Но и здесь были свои победы и поражения. Бои были напряженными, хотя на этом фронте не гремели залпы артиллерии и не слышались пулеметные очереди. Сражения шли в едва уловимом треске и шорохе ночного эфира. Не воздушные армады, а одинокие самолеты с приглушенными моторами двигались в ночном небе на большой высоте и обходили стороной военные объекты и города, сбрасывая не бомбовый груз, а одиночных парашютистов или небольшие группы людей. Правда, выстрелы и взрывы иногда звучали и на тайном фронте, но не они были решающими. Очень часто небольшой клочок бумаги со столбиком цифр оказывался сильнее атаки танковой дивизии, и два слова, брошенные вполголоса, решали судьбы многотысячных армий.