Время зимы

Субботина Айя

— Только ли детей, — вслух, не обращаясь ни к кому конкретно, произнес Раш. Он задумчиво ковырял стол ножом. Хозяин, то ли зная, что получит свое звонкой монетой, то ли из уважения к воинам, проявившим себя в Яркии, помалкивал. — Людоеды не собирались уходить. Они пришли забрать детей и убить остальных. Когда тролль издох — ушли. И не потому, что испугались. Кто-то вел их.

— Мне тоже так показалось, — согласился Арэн.

— Если собираетесь вмешиваться, то без моего участия. Мне дорога жизнь и я не хочу закончить ее в холодной. Вы пришли в чужие земли, не зная нравов северян, но хотите навязать

этим варварам свою волю? Увольте, — Миэ поднялась. Ее качнуло в сторону, язык заплетался, но взгляд оставался трезвым. — Надеюсь, боги вложат в ваши пустые головенки хоть каплю разума до рассвета. Иначе наши пути разойдутся.

С уходом Миэ, ее место за столом заняла тишина. Мужчины переглядывались, но никто не решался говорить. Арэн понимал их — вероятно, и Раш, и Банру мысленно соглашались с Миэ. Он и сам видел истину в ее словах, но нутро протестовало. Образ несчастной, посиневшей от холода Хани, что лежала на снегу, преследовал его. И решительный взгляд, когда она согласилась принять наказание: северянка знала, что последует за ее проступком, но поступила так, а не иначе.

— Дикари, — повторил он слова, сказанные карманником в тот день, когда они натолкнулись на артумцев. То, что огромный, пышущий здоровьем Рок нынешней ночью стал пеплом вместе с остальными павшими, не укладывалось в голове. Думать, что вскоре Хани присоединится к нему, не хотелось.

Но выбора не осталось. Может быть, потом, если боги пощадят его и дадут славно встретить старость в окружении внуков, он поймет, верно ли поступил, оставив маленькую пигалицу на милость ее собратьев-варваров. Сейчас ответа не было, только сомнения.

— Утром едем, — отчеканил Арэн. — С Хани или без нее.

— Преклоняюсь перед твоей мудростью, — согласился Банру. — Я попрошу Ласию послать маленькой госпоже мужество и храбрость, достойно встретить всяческие испытания.

— Пройдусь, остужу голову.

Арэн вышел из постоялого, вдохнул. Над Яркией еще висел смрад горелой плоти шарашей — он выедал глаза и гнилостным привкусом скатывался на язык. И все же здесь воину стало свободнее, чем в «Медвежьей лапе». Он наугад выбрал направление. Тяжелые тучи, застившие небо, трусили снегом, который поскрипывал под сапогами Арэна. Проходя мимо амбара он заметил двух северян, что вывели третьего — тот едва переставлял ноги, хрипел. Один повалил несчастного на землю, проверил, чтоб голова легла на стоящую тут же колоду. Второй встал за спиной приговоренного и, размахнувшись, одним крепким ударом размозжил ему голову. Дасириец остановился, одновременно и поражений, и обозленый дикостью сельчан. Здоровяки оттащили мертвеца в сторону, бросили на другие мертвые тела, среди которых Арэн заметил короткие детские ступни.

Нутро Арэна наполнилось гневом, но памятуя слова Миэ, не обронил ни слова. Дав себе зарок больше не глазеть по сторонам, уткнулся взглядом в носки сапог и бесцельно побрел вперед. Остановился только когда дорога уперлась в частокол. По правую сторону стоял дом Мудрой, в единственном его окне дрожал тусклый пламень свечи.

Арэн тронул дверь, и та отворилась, будто его здесь давно ждали. Он пригнул голову, входя. Сразу было видно, что мужчины здесь бывают редко: мало кто из местных смог бы протиснуться в проем.

Внутри пахло горечью

и пряными травами. Арэн узнал ароматы розмарина, шафрана и липового меда. Откуда бы ему здесь взяться, подумал воин, даже в гораздо более теплых землях Дасирии и много южнее нее, мед был диковинкой, и стоил не меньше десяти лорнов за пинту.

— С чем пришел? — окрикнул его голос Мудрой.

Арэн не сразу заметил ее: старая женщина переоделась в меховые одежды и сливалась со шкурами, которыми были оббиты стены. Она изучающе поглядела на него, сощурив глаза, и потянула из длинной трубки для курения.

— Хочу знать, что будет с Хани, Мудрая.

— И ради этого тревожишь меня в моем доме, придя без разрешения?

— Дверь не заперта.

— И на ней нет замка, — добавила она. — Никто не входит сюда, пока я не зову.

Арэн скрипнул зубами. И зачем только пришел? Выйдя из постоялого двора, он собирался проветрить голову, прогнать злость и успокоить совесть. А вместо этого пришел к Мудрой, вломился к ней посреди ночи и теперь, чего доброго, накликал новую беду. Дасириец обернулся на дверь, раздумывая, не уйти ли.

— Присядь, коль пришел. — Мудрая кивнула ему на мешок у очага, ровно напротив того места, где сидела сама. Арэн послушался.

— Эрл горяч. Он мужчина и в нем кипит кровь воина. Издавна, артумцы вели войны за эти снежные просторы, наши дети рождаются с жаждой битвы. Эрл избран мной, в свое время в Яркии не было воина, сильнее него. Но ему, как и всякому мужчине, нелегко подчиниться мне, старой немощной старухе. Эрл никогда не пойдет против моей воли — так воспитаны все наши мужчины.

Она умолкла, снова затягиваясь табаком. Сладкий аромат курился из табачного дыма. Голова Арэна пошла кругом, он смахнул ладонью настырный дым и попытался предугадать о чем дальше станет говорить старуха.

— Накануне, я не дала ему прогнать Хани из деревни, — продолжала Мудрая. — Теперь он думает, что был прав. Только наши порядки не дают ему привселюдно устыдить меня. Я не могу вступить за Хани. Она понесет свое наказание, и, если так будет угодно богам, останется живой. — Старая женщина снова наградила его долгим взглядом. — Девочка слаба. Духи слишком часто терзали ее.

— Она умрет? — Прямо спросил Арэн. Мудрая молчала, пускала дым через ноздри и прожигала в госте взглядом дыру.

— Я не позвала духа-защитника, потому что очень стара для этого. Дух изматывает зовущего, насыщается им. Я хочу на покой, отправится туда, где будет вечная тишина, но Яркии нужна Мудрая, а замена мне еще слишком неопытна. Ты понимаешь?

— Понимаю. Хани страдает и из-за твоей слабости, Мудрая.

— Все мы рано или поздно отвечаем за ошибки кого-то другого. Девочка отмечена Шараяной, ей не найти места в северных землях, где бы ее приняли такой, как есть. То время, что она провела у фергайр, ничего не значит. Раз даже в Белом шпиле ей нет места, никакие просторы Артума не станут девочке родным домом. Может, смерть станет для нее избавлением.

— Смерть — это всегда только смерть. В ней нет ничего, кроме тьмы и пустоты. — Арэну пришлось собрать всю волю в кулак, чтоб остановить себя от необдуманных слов. — Всегда есть выход. И ты, Мудрая, не стала бы приглашать меня к своему очагу, если б его не было.