Время зимы

Субботина Айя

Большой очаг продолжал оставаться бездыханным. Поленья едва тлели; тут же стояла Мудрая, хмуро поглядывая в очаг. Она опиралась на свой посох и Арэн видел, какого труда ей стоит стоять на ногах. Одежды старой женщины трепал ветер, в какой-то миг дасирийцу даже показалось, что они развиваются вокруг нее, словно клочья тумана. Она действительно уже очень давно была немощной старухой, ее кости ныли и требовали покоя — Арэн, как никогда ясно, вдруг, почуял ее усталость. И на смену злости, пришло раскаянье и уважение.

Стоило подойти

ближе, как деревенские обступили их со всех сторон, образуя живую преграду.

— Связать его, Мудрая? — После короткого поклона, спросил Варай.

— Ни к чему, — она сама подошла к Арэну, двигаясь медленно и грузно.

Взгляд ее теперь стал еще более древним, чем в их прошлую встречу. Зрачки выцвели, подернулись беленой, как у слепца. Арэну стало не по себе, под таким взглядом, но он не отвел глаз.

— Знаешь, ради чего ты здесь, воин? — спросила старая женщина.

— Знаю.

Позади него раздалась возня и возмущенные крики горожан. Арэн обернулся — сквозь плотный строй людей, пробирались Миэ и Банру. Оба выглядели взволнованными, а глаза волшебницы подернулись слезами.

— Не троньте его, слышите, дикари?! — Ее голос звенел чистым горным хрусталем. — Я испепелю ваши дома, и да поможет мне Амейлин!

— Миэ, не стоит, — попытался успокоить Арэн, но гул в толпе возрос и слова утонули в нем.

Варай уже двинулся к волшебнице, но Мудрая остановила его, призывая деревенских к тишине. Дасириец в очередной раз подивился ее удивительной власти — стоило только заговорить, и все звуки разом смолкали, как по мановению странного колдовства.

— Наши традиции непонятны чужакам, — сказала Мудрая, обращая взор в сторону Миэ. — Но этот мужчина покорился им. В Яркии вдосталь пролилось крови.

Миэ уже порывалась с ответом, но Банру, дождавшись молчаливого согласия Арэна, закрыл ей рот ладонью и прижал женщину к себе. Бронзовокожий жрец покорно принимал ее слабые удары ладонями, только шептал что-то на своем родном языке. В конце концов, Миэ перестала сопротивляться, укрывшись на его плече. Тело таремки содрогалось рыданиями.

— Я буду просить духа о милости, — только и сказала Мудрая, вновь оборачивая лицо к Арэну.

Дасириец не стал отвечать. Он не знал, что его ждет, мог только догадываться, вспомнив ритуал, который ему довелось увидеть в лесу. Хани тогда вряд ли смогла бы уйти, останься она без помощи. Оставалось только верить, что его не бросят умирать одного. В памяти всплыл отцовский замок: реющие на башнях знамена, цвета спелой пшеницы, с летящим орлом, дубовая роща, полная дичи, младшие сестры за вышиванием и мать у окна, с глазами полными грустью. Вспомнились и письма, которые он так и не отдал Рашу. Обещание, данное отцу.

В толпе снова раздалась возня, в этот раз деревенские расступались живо, пропустив вперед двух северян: лица обоих были цвета спелой свеклы, рты широко раскрывались, на волосы налипли тонкие сосульки.

— Мудрая, —

проговорил один, но дыхание его сбилось и он умолк.

— Мы ездили за частокол, по южному пути, как приказал эрл, — заговорил второй. — Шараши. Их много. Куда хватает глаз — все чернится от них.

— С ними тролли и гиены. — Первый, совладав с дыханием, снова обрел речь.

В толпе пронзительно закричала женщина, ее подхватил дружный плач ребятни и тихий гомон мужчин.

Мудрая еще сильнее вцепилась ладонями в палку. Она сгорбилась, как будто ей на спину свалилась непосильная ноша, вмиг стала вдвое меньше ростом. Варай поспешил помочь, подставляя руку.

— Когда будут здесь? — Наконец, заговорила она и голос едва был слышен.

— Два, может быть три дня, — ответил первый лазутчик. — Мы загнали лошадей, но шараши идут пешими. На их пути озеро, мы же поехали в обход, по тайной тропе, через лес. Арэн слушал внимательно, ловя каждое слово.

— Эрл, вели всем расходиться по домам, — приказала старая женщина. — Ты, — ее крючковатый палец указал на дасирийца, — останься.

— Хочешь закончить ритуал? — Арэн позволил себе вымученную улыбку.

— Будешь на совете. — Она велела эрлу молчать, как только тот попытался встрять с гневными речами. — Ты мудр, воин, твои советы уже помогли Яркии выстоять. Пусть дух гневается, если на то его воля.

— Тогда я прошу, чтобы на этот совет допустили моих друзей, — потребовал Арэн. — Они многое повидали и их советы не менее ценны, чем мои.

— Пусть будет так, — согласилась старая женщина. — Варай, считаю, долги их сочтены и больше никто из твоих цепных псов не станет чинить им преград. Ты понял меня? — Она требовательно ждала ответа. Не сразу, но эрл согласно мотнул головой.

— Только что же делать с Большим очагом? — Он поскреб в затылке.

— Ты — эрл? Вот и разведи огонь.

В доме эрла, — здании, мало чем отличавшемся от всех остальных в деревне, — пахло хлебом. В комнате, где их посадили, стоял тяжелый стол, грубо сколоченный из досок. Кругом него лавки, покрытые шкурами. В углу горел очаг. Арэн заметил не стенах несколько голов медведей и шкуру белого тигра — ценнейший мех, за который расплачивались золотом. Варай, видимо, держал ее для хвастовства — о свирепом нраве и кровожадности белых тигров Артума рассказывали еще со времен Первого огня.

В доме эрла Арэну сразу стало не по себе. Даже стены будто бы враждебно напирали на него, грозя стиснуть последним объятием. Жена эрла, ладная милая девушка, годами чуть младше Хани, приветливо усадила гостей к столу. Она носилась вокруг стола, как легкий весенний ветерок, поднося новые блюда с едой. Ее порядком округлившийся живот так же не остался незамеченным. Судя по его размерам, эрл ждал наследника к концу весны.

Миэ, глядя на девушку, собирала губы в горькой ухмылке, но ей хватило благоразумия не болтать языком.