Время зимы
Шрифт:
— Я погляжу, что она тебе приглянулась… — Уголки сухого, сморщенного рта старухи на миг поднялись.
— У меня была сестра. В ту осень, когда дшиверцы напали на замок моего отца, ей должно было исполниться четырнадцать. — Дасириец мысленно перебил себя от дальнейших излияний души. Говорить о Эбейль, все равно, что распороть грудь ножом и колоть в самое сердце, а здесь неподходящее место и время для горьких воспоминаний.
Мудрая не расспрашивала. Она раскуривала трубку все сильнее и сильнее, пока дым не забрался во все щели дома. Арэн не мог справиться с головокружением, и, чтобы хоть как-то поддерживать себя в бодрствовании,
— Шараши идут с юга, как будто прорыли подземные ходы от самых Пепельных пустошей. На севере Артум защищает наша столица и каменные стены крепостей. Прежде чем шараши сунут свои поганые морды за предел пустошей, воины Конунга сотрут их с лица земли. И твари понимают это, потому идут тудой, где нет заслона… Но мы далеко от Сьёрга. Против еще одного нападения, Яркия не устоит.
— Кто-то должен предупредить Конунга о том, что твориться на юге его земель, — продолжил мысль Арэн, и у него появилась слабая надежда. Не просто же так Мудрая это говорит?
— Один из вас поедет в столицу Северных земель, говорить с правителем и донести весть о наших бедах. И фергайры, они должны обратить свои взоры в сторону Яркии.
— Один? — переспросил Арэн.
Она оставила вопрос без ответа. Отложила, наконец, трубку, и позвала одну из своих воспитанниц, которые накануне помогали лечить раны жителей деревни. На зов прибежала рослая, большеглазая девчонка.
— Скажи Хани, пусть придет ко мне. И вещи захватит, какие с собой принесла.
Девчушка бойко бросилась выполнять поручение, а старая женщина снова обратила свой взгляд на дасирийца.
— Один или двое из вас, чужестранцы, поедет в Артум. Я знаю, что вы держали туда путь. Хани станет при вас проводником. Остальные — останутся здесь.
— Зачем? — Арэн, только перестав тревожиться о судьбе девушки, озадачился условием, что вот-вот сорвется с губ старухи.
— Чтобы вы не медлили в дороге, не удрали, свернув обратно, и были убедительны в свих речах, когда станете говорить с владыкой Северных земель.
— Если бы мы хотели сбежать… Мудрая остановила его взмахом руки.
— Сейчас Яркия нуждается в вас более, чем было еще на рассвете. Если бы не твои уловки, воин, наши головы варились бы в котлах людоедов.
— А если так станется, что те, кто поедут, падут в пути? Какая участь ждет оставшихся?
— Издохнуть в бою, как и всем нам, если эрл не пришлет помощь, — сказала, как отрезала. — Много небылиц ходит о северных людях, но мы не убийцы. Хлад делает наши тела крепче, шкуру толще, а сердца суровее, но мы чтим законы гостеприимства.
У Арэна в запасе была уйма слов о том, что такое истинное гостеприимство, но он не произнес ни одного. И гнал прочь мысли о предстоящей разлуке с друзьями. Свою участь дасириец уже решил: остаться здесь и молить заступника всех воинов, Ашлона Охранителя, направлять его меч, если в том будет нужда. Оставалось лишь одно, что тревожило Арэна. Письма, которые бывший советник Юшана повелел передать владыке Севера, должно передать из рук в руки. Ни в одном из своих друзей Арэн не сомневался, даже мошенник Раш бесчисленное множество раз доказал свою преданность. Но кроме писем, Арэн нес и устное поручение, которое должно было стать самым веским доводом, крайнее средство на тот случай, если все остальные окажутся неубедительны.
В
— Ты поедешь в Сьёрг, — велела мудрая, на что Хани молча согласно кивнула.
Мудрая повторила то, что прежде сказала Арэну. Девушка слушала не перебивая, только изредка в ее взгляде читалось то удивление, то непонимание.
— Чужестранцев фергайры не станут слушать, но ты отмеченная, — говорила Мудрая. — Покажи им, что видела, покажи, как Яркия защищалась. Они должны повернуть свое зеркало в нашу сторону, пока враг не стал слишком силен. Когда вернешься, с подмогой и наставлениями фергайр, — старуха пожевала губы, раздумывая, — твоя вина будет искуплена.
— Но что скажет эрл?
— Если ваши кони будет резвы, то поглядит в след их задницам. Собирайтесь, нужно выехать, пока ночь скроет вас. Дозорные, хвала богам, всегда не прочь выпить моего чая с черноягодой. Ну? — Она недовольно посмотрела на них. — Чего глаза вытаращили, что лососи на нересте?
Арэн, поняв, что она серьезна, взял Хани за руку, забрал у нее увесистый мешок с вещами, и, ни слова не говоря, выволок из дома. Девушка едва поспевала за его быстрым шагом. На полпути к «Медвежьей лапе», остановился и толкнул северянку в темноту между домами. Возле амбара, где ему довелось стать свидетелем расправы, послышалась возня. Все те же двое здоровяков подхватили с земли последнее обезглавленное тело и поволокли его за частокол, скорее всего для того, чтоб тоже предать огню.
— Где твоя лошадь? — Шепотом спросил он, прижимая девушку спиной к стене. Тень скрыла их от пары деревенских, идущих мимо.
— В конюшне при постоялом дворе, — скороговоркой ответила Хани.
— Жди здесь, никуда не уходи. — Он уже собирался уйти, но задержался, вдруг поняв, что в последний раз говорит с нею. По крайней мере до того дня, как она вернется из столицы, если боги будут щедры и сохранят им жизни. Арэн хотел сказать девушке что-то ободряющее, но он всегда с трудом находил нужные слова. Поэтому просто погладил ее по голове, как сделал бы, будь на месте северянки Эбейль. — Ты спасла всех нас.
Она растерялась, не зная, как реагировать. Арэн готов был биться об заклад, что девушка уже давно не слыхала ласковых слов.
— Ты остаешься? — поняла она.
— Остаюсь. Раш упрямец, у него осиное жало вместо языка, но он защитит тебя.
Она кивнула, молча, соглашаясь. Как в доме Мудрой. Решительности ей придавал страх.
— Наши кони будут быстрее ветра, Арэн, — пообещала она.
Больше медлить было нельзя. Дасириец, не оборачиваясь, вынырнул из темноты, нарочно делая вил, что путается со шнуровкой на штанах, будто ходил по малой нужде.
На первом этаже постоялого царила тишина. Не было ни его товарищей, ни купца. Только хозяин протирал столы, собирая плошки, полные расплывшихся свеч. Арэн чувствовал на себе его взгляд все время, пока поднимался по лестнице. На втором этаже царила темень. Пришлось немного обождать, пока глаза привыкнут к темноте. Когда черноту ночи разбавили серые оттенки, Арэн шагнул в сторону комнаты, которую делил на двоих с Рашем.