Всадник на белом коне
Шрифт:
На полянку возвращаюсь без особой спешки, делая вид, что такие побоища для меня обыденность. Остановившись на самом краю, окидываю взглядом «поле боя», убеждаюсь в том, что «павшие» не в состоянии активно шевелиться и, наконец, обращаю внимание на девчонок. Точнее, удивляюсь их не самой стандартной реакции: вместо того, чтобы ужаснуться моей жестокости, сбежать куда подальше или начать звонить в полицию, они явно балдеют от запаха крови и… откровенно демонстрируют интерес ко мне-любимому! Причем все, за исключением обдолбанной!
Ну да, тут я теряюсь, ибо в моей старой школе девочки вели себя иначе. Тем не менее, не показываю виду — равнодушно провожу взглядом по самым аппетитным сиськам, «не нахожу ничего интересного»,
— Знаешь, я донельзя разочарован. В той компании, в которой я крутился до попадания в вашу богадельню, бросаться толпой на того, кто явно младше, да еще и с оружием в руках, считается позорным. Поэтому все парни, уважающие хотя бы самих себя, дерутся один на один и никому ничего не ломают. К сожалению, вы из другого теста — унижаете тех, кто слабее, а перед сильными лебезите. И относиться к вам так же, как относился к своим старым друзьям и врагам, как-то не хочется. В общем, на любую агрессию или намек на нее я буду отвечать приблизительно так, как на эту попытку воспитания. Вопросы?
— Ты труп! — уставившись мне в глаза ненавидящим взглядом, шипит «Корлеоне» и заходится в диком вопле то ли от вспышки боли, то ли от треска ломающейся ключицы.
— Как говорят в вашей среде, за базар надо отвечать! — холодно усмехаюсь я. — В моей компании всегда держали данное слово, поэтому я привык считать каждую угрозу обещанием и никогда не откладываю месть в долгий ящик! Вывод напрашивается сам собой: упрешься рогом — пропишешься в травматологии. Поймешь, что лезть на меня не так весело, как кажется на первый взгляд — вернешься к прежнему образу жизни и продолжишь рулить своими шестерками. Ибо власть меня в принципе не интересует.
Как я ни вглядываюсь в его глаза, ростков пацифизма и всепрощения так и не обнаруживаю. Поэтому демонстративно разочаровываюсь. Но, так и не дождавшись ни одной новой угрозы, вытаскиваю из нагрудного кармана смартфон, подаренный родителями на последний день рождения. Вспомнив о том, что их больше нет и уже никогда не будет, чуть было не вываливаюсь из реальности, но вовремя реагирую на чей-то стон, таращу глаза, чтобы не заплакать, и сосредотачиваюсь на деле. В смысле, убедившись в том, что трубка не пострадала, а камера все еще работает, добросовестно сохраняю для потомков не только сам бой, но и его последствия. Закончив, засвечиваю перед объективом сечку под правым глазом, разбитую губу, почти оторванный рукав летней куртки и т. д. Затем отправляю запись в облачное хранилище, на пару файлообменников и по двум вполне конкретным адресам, дожидаюсь завершения передачи и звоню в полицию. Хотя от одной мысли о необходимости общения с этими уродами руки сами собой сжимаются в кулаки. А после того, как заканчиваю общаться с дежурным оператором и пресекаю аж две попытки побега с «места преступления», предпринятую недавними героями, убираю телефон в тот же самый карман, убеждаюсь в том, что объектив камеры совместился с неприметной дыркой, неторопливо подхожу к «трону» и занимаю самое козырное место.
Как и следовало ожидать, «дамы» не возражают. Скорее, наоборот — перебираются с «галерки» на «сцену» и располагаются так, чтобы не мешать мне наблюдать за жертвами и в то же время оставаться в поле моего зрения. А троица самых старших начинает «давить на психику», старательно демонстрируя свои прелести с наиболее выигрышных ракурсов. Правда, первые секунд сорок я их не замечаю — борюсь с въевшимися в кровь привычками, мысленно убеждая себя в том, что в «уставе» этого «монастыря» сидеть в присутствии девочек более чем нормально. Зато после того, как добиваюсь от себя понимания, отдаю должное красоте и объемам сразу двух экземпляров «прелестей». Благо их хозяйки, при всей своей потрепанности, уже успели
О всей палитре неприятных ощущений, прочувствованных перед первым появлением композиции из сфер и ромба, и о том, что второй раз эта картинка появилась только этой осенью, я рассказывать не стал — не видел смысла отвечать на вопросы, на которые не мог дать внятного ответа. Поэтому перескочил через несколько дней и описал вторую драку. С тогдашним претендентом на место главного босса детдома Мишкой Ивашовым. Не скрывал практически ничего — описал итоги боя, чудом не закончившегося моей госпитализацией с диагнозом «перелом позвоночника», дикую боль от мелких порезов, оставленных канцелярскими ножами, сечку над правым глазом, залившую кровью лицо и грудь, и общение с полицаями, вымотавшее больше, чем драка. А потом решил, что пора переходить к выводам, и криво усмехнулся:
— В общем, первый месяц с лишним я не жил, а выживал. Дрался как минимум через ночь с группами старшаков от трех человек и выше, с районной шпаной и кем-то там еще. А в самой последней драке чуть не сдох, отбиваясь от двух взрослых мужиков с заточками, заявившихся в детдом, чтобы поддержать подрастающую смену уголовников. Кстати, в той драке меня бы точно завалили, не окажись рядом Борисыча — он подобрал с земли какую-то каменюгу и засадил ею в спину тому, кто покрупнее. Потом помог вырубить мелкого, заплатил ментам, чтобы они побыстрее отстали, и так далее. А на следующий день забрал с уроков, поднял на крышу и предложил изменить жизнь….
…В своей «первой жизни» я был с самолетами на «ты». То есть, почти каждое лето летал с родителями на море, зимой — кататься на горных лыжах, а еще на Кавказ, в Сибирь, в Среднюю Азию и т. д. Кроме того, с восьми до тринадцати лет раз в год прыгал с парашютом с военных бортов в «тандеме», которым рулил отец, и мечтал побыстрее дорасти до четырнадцати, чтобы пройти курсы АФФ. А с пятнадцати до восемнадцати, мотаясь с Борисычем по всей России на соревнования и сборы, побывал в доброй четверти отечественных аэропортов. В общем, подъезжая к новому терминалу Внуково-три, смотрел на это стеклянное чудо архитектуры, страшно жалея о том, что поддался уговорам девчонок и поехал на «Гелике».
Как оказалось, бояться за сохранность очень дорогой машины в этом аэропорту было верхом идиотизма — в нем преклонялись перед Большими Деньгами и делали все, чтобы их владельцы не чувствовали ни малейшего дискомфорта! Стандартный набор из ресторанов, баров и дьюти-фри? Ха! В этом терминале было даже то, на что мне в жизни не хватило бы фантазии, например, мини-аквапарк для особо требовательных или избалованных детишек и профессиональный пилотажный тренажер-симулятор, который в «обычном» мире использовался для подготовки пилотов гражданской авиации!
Правда, большей части всего того, о чем рассказывала ненавязчивая реклама, я не увидел даже издалека. Ведь со стоянки для «особо важных» ВИП-ов нас подняли в крыло для еще более привилегированных лиц, чуть ли не бегом зарегистрировали на рейс, провели через таможню и подвезли на небольшом, но чертовски комфортном минивэне до умопомрачительно красивого ярко-красного «Гольфстрима-800», о котором я только читал! С этого момента мне стало не до чудес терминала для слуг народа: пропустив девчонок вперед, я поднялся по трапу, красиво подсвеченному огоньками в цвет фюзеляжа, шагнул в салон и потерялся во времени и пространстве.