Всадник на белом коне
Шрифт:
6 января 2041 г.
…Первые четыре дня отдыха выдались просто чудесными. Каждое утро мы, проснувшись и позавтракав, поднимались в горы и до конца светового дня отрывались на снежных склонах. Да, без особого фанатизма, ибо в марте меня ждал бой с Маратом Алабиным, и рисковать не хотелось от слова «совсем», а Джинг встала на лыжи только третьего января и уверенно каталась лишь на паре особо широких красных трасс. Однако даже так было по-настоящему весело. Ведь мы понимали друг друга с полуслова, балдели не столько от катания, сколько от общения, и получали удовольствие даже от уютного молчания.
Обедали там же, в горах, заваливаясь в первый попавшийся ресторан, которые
Все началось со звонка Леры, разбудившей нас ни свет, ни заря, напросившейся в гости и заявившейся в мой номер, мягко выражаясь, не в настроении.
На то, что в нем обнаружилось не две, а четыре сонные девицы в банных халатах и футболках на голое тело, не обратила никакого внимания — упала в предложенное кресло, облизала пересохшие губки и уставилась на Голикову:
— Танюш, вчера был очередной заезд…
— Лер, от этих ребят у меня секретов нет! — почувствовав, что Рыжова не может подобрать подходящие слова, твердо сказала Голикова. — Приехал кто-то из моих близких знакомых?
— Да, Кот. И два мужичка, старательно изображающие его друзей, но ими не являющиеся. В двенадцать ночи всей компанией ввалились в клуб, заняли один из ВИП-столиков и заказали выпивку. Илью прилично накачали. А потом через него расспрашивали официантов о тебе и твоих спутниках. Наши действовали согласно должностной инструкции. В смысле, задали десяток наводящих вопросов, чтобы выяснить, кто именно и чем именно интересуется, потом заявили, что вы, вероятнее всего, отрываетесь в других заведениях, и при первой же возможности доложили о нездоровом интересе старшему смены. Тот передал информацию начальнику службы безопасности и, в итоге, она дошла и до шефа, и до меня. Записи с камер уже отправлены в Москву, результаты идентификации этих лиц ждем ближе к девяти, а Семен Ростиславович распорядился на всякий случай предупредить вас еще до рассвета.
— Во сколько тебя подняли? — спросил я, более-менее уложив в голове эту информацию и представив все то, что могло остаться «за кадром».
— В два с минутами. Но я в норме!
— Можешь смело отсыпаться часов до трех — половины четвертого: мы, как обычно, позавтракаем в номере, потом покатаемся на синих склонах, где нас точно никто не собьет, а потом вернемся в отель, завалимся в спортзал и будем ждать провокаций.
Рыжова прищурилась:
— То есть, желательно технично слить инфу о том, что вы будете там именно в это время?
Я утвердительно кивнул.
— Сделаю. Сама. Ведь я с Ильей неплохо знакома, а в этот приезд на глаза еще не попадалась.
После этого мы с Лерой обсудили кое-какие нюансы желаемого слива, и она убежала по своим делам, а я связался с парнями из группы подстраховки, описал создавшуюся ситуацию и поинтересовался, не растут ли у нее ноги от господина Бенгера и его покровителей. На что получил категоричный ответ:
— Им сейчас не до вас. Владельцу «World of MMA»
Начальство отзвонилось в восемь с минутами, то есть, сразу после начала рабочего дня в Москве, заявило, что уже переговорило с отцом Татьяны, с Котовым-старшим и с владельцем «Феникса», внесло кое-какие коррективы в первоначальную идею и попросило до его отмашки не подставляться.
Я пересказал все услышанное девчонкам, быстренько умял свою порцию яичницы с ветчиной, запил ее апельсиновым соком и отправился переодеваться. Дамы, естественно, последовали моему примеру. Так что в районе девяти наша компания сошла с подъемника Gaislachkogl на верхней станции и неспешно покатилась по трассе номер три-бэ со скоростью Джинг. Описывая красивые дуги, валяя дурака, перешучиваясь и радуясь тому, что боль в мышцах, вызванная непривычными нагрузками первых дней, практически прошла. Кроме того, мы наслаждались красотой чистого неба, подставляли лица яркому солнцу и, конечно же, вглядывались во всех встречных и поперечных. На всякий случай. Хотя понимали, что находимся на трассах, на которых нас никто не снесет и не подставится.
Обедать на горе сочли небезопасным, поэтому к трем часам дня отзвонились парню, наблюдавшему через камеру квадрокоптера за нашими машинами, получили отмашку, выкатились к «Уничтожителям», в темпе загрузили лыжи в багажные отделения и лениво поехали к отелю. Там зарулили на стоянку, разгрузились, разбежались с Алферовым и Батыровым по этажам и поднялись в мой номер. Где начали скидывать с себя лыжные ботинки, комбезы, термобелье и так далее под недовольное ворчание Голиковой:
— Чувствую себя участницей контртеррористической операции! Как она закончится, проспонсирую кого-нибудь поздоровее и устрою Илюхе вечер альтернативной благодарности за доставленное удовольствие.
Остальные, в основном, молчали, так как не чувствовали за собой даже косвенной вины за происходящее. И издевались. Надо мной. Превращая процесс избавления от каждой шмотки в эротическое шоу. Но к такому виду морального садизма я был уже привычен, поэтому просто любовался вконец распустившимися красотками и подначивал Дину, осваивающую нелегкий процесс совращения мужчин «с тем, с кем это весело, интересно и абсолютно безопасно».
Последнюю стадию издевательств — совместный визит в ванную — особо не затягивали: приняли душ, влезли в халаты и вернулись в гостиную. Затем вызвонили Рыжову, попросили организовать обед у нас в номере и составить компанию.
Первую просьбу девушка приняла в обычном режиме, пообещав, что наш заказ будет готов в течение получаса. А от совместной трапезы пыталась отказаться. Но Танька, общавшаяся с подругой по громкой связи, оказалась достаточно внимательной, чтобы расслышать в ее голосе «какие-то не такие» нотки. Так что перешла на командно-штабной и практически приказала Лере явиться к нам в течение пяти минут.
Рыжова пришла через четыре. Оказавшись в номере, заблокировала за собой дверь, какой-то странной походкой подошла к свободному креслу, очень осторожно опустилась на самый краешек сидения и, тем самым, дала возможность полюбоваться лихорадочным румянцем на сильно осунувшемся лице и искорками лютой ненависти во взгляде.