Всадник. Легенда Сонной Лощины

Генри Кристина

– Именно это я ему и сказала, – с оттенком своей обычной язвительности ответила Катрина. – В этих лесах есть и волшебство, и опасность, но нет никакой возможности узнать, что какое-то там существо действительно способно исцелить тебя и Фенну. Это было безумие, но я не смогла убедить сына вернуться домой. Впрочем, и он не смог убедить меня, хотя еще какое-то время продолжал ругаться. Наконец я заявила, что если он хочет, чтобы я пошла домой, то ему придется отвести меня туда – и остаться там самому. Конечно, Бендикс этого бы не сделал, потому что и так еле-еле набрался смелости, и если бы вернулся, то выйти снова у него не хватило бы духу. Он этого не говорил, но я знала. Так что дальше мы пошли вместе.

Той ночью лес казался темней,

чем когда-либо, и каждый шаг наполнял меня все большим и большим страхом. Справиться я с ним не могла, но и не собиралась позволять Бендиксу принести себя в жертву какому-то лесному монстру. Мы не язычники. Все это чушь, бред Старого Света, который Шулер вбил в голову моему сыну.

Бендикс не произнес ни слова, пока мы не добрались до того места, где кончалась тропа. Потом он повернулся ко мне и заявил: «Мама, теперь тебе пора домой». Я покачала головой, и он снова рассердился и сказал: «Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось», а я ответила, мол, тоже не хочу, чтобы что-то случилось с ним. А он лишь вскинул вверх руки и сошел с тропы, углубившись в чашу. Я не могла отпустить его одного, так что пошла за ним. Но, Бен, там было что-то неправильное. Я сразу это почувствовала. Как будто что-то тянуло меня, только тянуло во все стороны разом, а еще был звук, словно…

Она запнулась, и я закончила за нее:

– Словно жужжание в ушах, давящее жужжание, будто бубнит множество голосов разом.

Катрина бросила на меня проницательный взгляд.

– Ты ходила к концу тропы, куда ходить тебе не положено.

Я с жалким видом потупилась, как не раз делал Бром.

– Но не дальше. Я только на секундочку сошла с тропинки, чтобы посмотреть, что будет.

Катрина пробормотала что-то по-голландски, вздохнула и продолжила:

– Я цеплялась за Бендикса, потому что этот гул сбивал меня с толку, и я чувствовала, как меня тащат, дергают за юбки, тянут за волосы. Не знаю уж, что чувствовал Бендикс. Он не говорил со мной, но сквозь странный шум в ушах я различала его надсадное дыхание. Не знаю, сколько времени мы так шли, но тут мне почудилось что-то вроде пения. Я говорю «что-то вроде», поскольку речью это не назовешь, но и мелодии там тоже не было. Но оно влекло меня, непостижимо влекло. Сама того не осознавая, я отпустила руку Бендикса и словно поплыла от него прочь, в темноту. Однако, оторвавшись от него, я пришла в себя и позвала сына. А он не ответил. Только хор голосов принялся выкликать мое имя: «Катрина, Катрина, Катрина». Я понимала, что они пытаются заманить меня, околдовать своими чарами – только ничего у них не выходило. Потому что мне нужно было найти Бендикса. Нужно было спасти сына. Но я не видела его во мраке, и теперь зовущие голоса смеялись надо мной, а я металась, спотыкалась, кричала, а вокруг была только тьма, и лес, и живущие в лесной тьме существа, окружившие меня, не подпускавшие к сыну. А потом я услышала его крик. Такой долгий, такой ужасный, что он словно бы проложил мне тропу, и я бросилась по ней к сыну. Каким-то образом мне удалось стряхнуть с себя жутких мелких тварей с цепкими пальцами, тварей, которые тянули и дергали меня, и я бежала, бежала, бежала на крик. Задыхаясь, я вылетела на прогалину. В кронах деревьев вырисовывался просвет, идеальный круг, точно прорезанный специально, в просвет этот лился лунный свет, и я увидела…

– Тень, – пробормотала я. – Длинную тень, которая колеблется и мерцает и словно бы не имеет формы, однако у нее есть острые зубы и горящие глаза.

– Да. И эта тень уже оторвала Бендиксу руки и голову и склонилась над ним, глотая его кровь – мою кровь, кровь Брома, кровь, порожденную нашей любовью друг к другу. Я закричала. Я кричала, кричала, кричала так долго, что даже не знала, смогу ли когда-нибудь перестать кричать. И тварь прервала свое занятие, взглянула на меня – и, Бен, у меня возникло странное чувство. Мне показалось, что я уже видела это чудовище раньше и что оно знает

меня.

Бабушка вздрогнула, я потянулась к ней и стиснула ее руку. Пальцы Катрины были холодны как лед.

– И что случилось потом?

Она покачала головой.

– Я не знаю. Думаю, я упала в обморок, а когда очнулась, уже наступило утро, существо исчезло, и только тело Бендикса без головы и рук лежало на земле. Я должна была что-то сделать, должна была вернуть моего мальчика домой. Мне не хотелось оставлять его в этом ужасном месте. Я понимала, что Бром уже, наверное, сходит с ума, обнаружив наше с Бендиксом исчезновение. Но я не знала, что делать. Унести Бендикса мне было не под силу. Шум, который я слышала ночью, утих, но не исчез полностью. Но эти голоса звучали не так злобно, как ночные. Мне показалось даже, что они, ну, не знаю – подбадривают меня? Но никто из тех, кому эти голоса принадлежали, не появился, чтобы помочь мне.

– Ома… – сказала я и помедлила. Я не знала, известно ли ей, что случилось с Юстусом и овцой. – Тем утром, когда ты увидела тело моего отца… оно было… целым? Ну, не считая головы и рук.

– Ты думаешь о Юстусе, – вздохнула Катрина.

Значит, Бром рассказал ей.

– Да. Мой отец…

Я не могла произнести это. Не могла спросить, таяла ли плоть моего отца, как воск горящей свечи, оставляя от сына, которого ома любила, лишь кости да извивающихся червей.

– Нет, тело Бендикса не было таким, как то, что вы нашли прошлой ночью. Я не знаю, отчего такое случилось с теми мальчиками, с Кристоффелем и Юстусом.

– Ты не думаешь, будто это оттого, что существо в лесах изменилось? Сделалось сильнее?

Катрина нахмурилась:

– Не знаю, значит ли это, что оно стало сильнее. Но что-то, несомненно, изменилось.

Мы обе помолчали, размышляя о том, что могут означать эти изменения. Потом Катрина продолжила:

– Я начала отчаиваться, думая, что мне никогда не вернуть Бендикса домой, что придется бросить его там, в лесу. Я не знала, получится ли у меня найти эту прогалину снова – да и разрешат ли мне ее найти. Лесные духи могли и не позволить. И тут я услышала мягкий стук копыт по земле и траве: цок-цок-цок, и тихое ржание.

Сердце мое подпрыгнуло. Неужели Катрина видела Всадника – настоящего Всадника, подумала я. Неужели он помог ей доставить тело моего отца домой?

– Потом передо мной, как по волшебству, возникла черная лошадь. Конь. Черный конь. Это был Черт, конь твоего деда – тот, что был у него до Донара.

Меня окатила волна разочарования, но я промолчала.

– Более умного животного я в жизни не видела. Если бы не Черт, твоему деду никогда бы не удался тот фокус со Всадником без головы. Никогда другая лошадь не смогла бы так скакать в темноте, с полуслепым из-за дурацкого костюма седоком.

Я удивленно уставилась на Катрину, и бабушка улыбнулась:

– Да, я знаю, что Бром тебе рассказал. Я всегда надеялась, что история о Всаднике без головы забудется, но люди в деревне этого не позволили. Они превратили шутку Брома в нечто реальное – по крайней мере в своих головах.

– Но никто же не знает, что это была шутка. Кроме нас. И Шулера де Яагера.

Глаза Катрины сузились.

– Этот человек. Он как демон, преследующий нас с той самой ночи. Он знает, что случилось с Икабодом Крейном, но никому не расскажет.

«Ему просто нравится чувствовать власть над Бромом, – подумала я. – Нравится знать то, чего никто больше не знает».

– Знаю, Господь сочтет меня нечестивой, но я каждый день, с той самой ночи, желаю этому старику смерти. Когда лихорадка прошла по деревне, когда умерло столько молодых – и твоя мать, и многие другие, – я думала только: «Почему этот человек не умер?» Он, верно, заключил сделку с самим Люцифером, иначе не понимаю, почему он жив, когда столько хороших людей ушло.