Всадники
Шрифт:
Каждой весной, как ведется это у них уже тысячелетиями, невзирая на законы и границы, вооруженные, идут они караванами от Индии до Ирана, через всю страну.
— Пуштуны, — тихо повторил Мокки со страхом.
Все, кто был в Маймане для того чтобы приказывать, судить и наказывать — губернаторы, сборщики налогов, чиновники и полицейские — все были пуштуны. Чужаки для них самих, эти победители — присылаемые из Кабула, пытались держать народ степей севера в повиновении.
Облако пыли плыло теперь над всей долиной.
— Иди, — сказал Урос Мокки.
Тот
— А может нам лучше пойти полями?
— Почему? — спросил Урос.
— Пуштуны и их стада заняли всю дорогу. Они словно плотный пчелиный рой, а еще — они все вооружены.
— Дорога принадлежит всем и никому, — ответил на это Урос. — Давай, иди дальше!
Но тут облако накрыло их и они ничего больше не видели, но слышали лишь топот бесчисленных ног, бряцанье оружия и ржание, рев и блеяние животных.
Серех бросилась к Уросу, обхватила его правую ногу обеими руками и закричала:
— Я умоляю тебя, господин, давай хотя бы встанем в стороне от дороги!
— Почему? — спросил Урос.
— Потому что пуштуны всегда выбирают самый высокогорный путь и всегда середину; они верят, что если этого не сделать, то это принесет им несчастье.
— Вот как? Какое совпадение, я верю в это тоже… — ответил Урос.
На покрытом пылью лице Серех отразился безотчетный ужас, и она воскликнула:
— Несчастье мне, низкой кочевнице! Они же просто растопчут меня!
— Поступай так, как захочешь. Я тебе разрешаю, — сказал Урос.
Серех поцеловала его ногу и бросилась к ручью, что протекал в стороне от дороги. Тремя прыжками она достигла его.
Мокки хотел броситься вслед за этой маленькой, испуганной фигуркой, но не решался.
— Ну, беги за ней, — сказал ему Урос презрительно.
Мокки подбежал к Серех и взял ее руки в свои, почувствовав, как сильно они дрожат.
— Да посмотри же! — закричала ему Серех. — Он едет дальше! Твой господин просто сумасшедший!
— Гордый, — мягко поправил ее Мокки.
— И чем это он гордится?! — возмутилась юная женщина. — Он что, богат?
— Это не имеет никакого значения, — возразил Мокки. — Во всех трех провинциях нет лучшего чавандоза, чем он, и еще — он сын великого Турсена.
Серех никогда ничего не слышала о бузкаши и знаменитых наездниках. Но когда она увидела на лице Мокки такое же благоговейное восхищение, которое она сама высказывала лишь Большим кочевникам, это задело и обидело ее — кто во всем мире мог сравниться с пуштунами? Да никто!
— Чавандоз он или не чавандоз, они его сейчас разорвут на кусочки и им будет все равно… и мне, кстати, тоже! — сказала она. — Он не имеет права подвергать твоего коня такой опасности!
Мокки покраснел как рак:
— Но Джехол не принадлежит мне.
— Этот конь просто создан для тебя! — воскликнула Серех с почти дикой страстью и прижалась к Мокки, зашептав:
— На том поле возле чайханы, ты смотрелся на нем словно принц!
Урос, что все еще ехал прямо
В этот же момент Серех вновь завопила от страха:
— Вот они! Они уже здесь!
Из облака пыли появилось первое звено каравана. С большим отрывом от остальных и возвышаясь над всеми — шли верблюды. Шаг за шагом величаво выступали они впереди. Используемые как вьючные животные или для езды, нагруженные палатками, коврами, посудой и домашней утварью или несущие на себе паланкины, в котором помещалась вся семья, — их поступь была одинакова: важная и размеренная. Все они были украшены яркими разноцветными лентами, бантами и перьями, и несли на себе бесчисленные колокольчики, которые звенели при каждом их шаге.
Урос не бросил на них ни одного взгляда. Он внимательно следил за внешним острием каравана, за теми животными, что вели его. Это были два верблюда из Бактрии — и от начала времен не было лучших, чем они, превосходящих всех остальных своих сородичей в величине, силе, выносливости и злобности.
Все их тело было раскрашено хной, а на горбах: дорогие ткани, талисманы, амулеты и пучки разноцветных перьев. Их седла были обтянуты красной кожей и обиты металлом.
Чудовище справа несло мужчину. На чудовище слева ехала женщина.
Мужчина был еще молод. Его густая, иссиня-черная борода начиналась прямо у висков, от края чалмы. Сожженное солнцем и обветренное лицо, было украшено орлиным носом и темными, мрачными глазами. Грубый, плохо зарубцевавшийся, шрам шел от нижней губы через все лицо. Два кинжала было у него за поясом, а ружье, с длинным дулом и прикладом, украшенным серебром, лежало у него на коленях.
Женщине не было еще и двадцати лет. Ее кожа была гладкой, без единой морщинки, взгляд ясным, лоб высоким и чистым, а губы слегка покрашены кармином. Но на ее лице лежала такая печать высокомерия и гордости, что она выглядела старше. Прекрасные шелковые ткани, в которые она была одета, переливались ярко желтым, голубым и фиолетовым. Широкие и толстые цепочки из серебра обвивали ее шею, а на запястьях позвякивали тяжелые, массивные браслеты. Точно такое же великолепное ружье, что и у мужа, лежало у нее на плече.
Конечно же, еще издалека, с высоты своих огромных животных, мужчина и женщина заметили одинокого всадника, стоящего точно на середине дороги.
Но ничто в их движениях этого не выдавало. Они правили животными в том же темпе, что и раньше. Они даже не обменялись друг с другом взглядами.
Урос играл такую же роль. Он сидел в седле неподвижно, словно на все в мире ему было наплевать. Естественно, он не надеялся ввести этих двоих в заблуждение. В таких играх было не важно, кто во что верил или не верил, ибо выигрывал всегда тот, кто дольше мог удержаться в рамках обычаев и сохранить честь и достоинство. И поэтому он ждал, находясь на середине дороги, вперив взгляд в пустоту, неподвижный в своем седле, словно статуя.