Все будет хорошо

Икрамов Камил Акмалевич

— Почему идеализм? Идеализм — если бог, а тут разумные существа с других планет… — подогрел отца Эркин.

— Идеализм! — перебил отец. — Чистейший идеализм, прикрытый демагогией.

Пожилой кандидат наук, только что потерпевший служебную неудачу и намеревавшийся воспользоваться расположением хозяина дома, решительно подтвердил:

— Идеализм чистой воды! Я слышал своими ушами, некоторые надеются, что тарелки прилетят и наведут порядок.

Эркин счел возможным и тут вмешаться в разговор старших. С привычной иронией, которую он почитал в себе за юмор, он рассказал о старом пастухе, утверждающем,

что видел летающий продолговатый ляган для рыбы, но рыбу, к счастью для науки, не увидел.

За пловом говорили мало, короткими фразами. Вернулись еще разок к Азиму Рахимовичу, похвалили его жену за мягкость и скромность, и Эркин уловил в этой похвале упрек мужу.

— Они в Ленинграде познакомились? — спросил кандидат наук. — Учились вместе?

— Они познакомились здесь, но Азимджан увез ее туда. Он на четыре года старше, был в аспирантуре, а она училась тогда на первом курсе ТашМИ.

— Я думал, они ровесники? — сказал пожилой кандидат.

— А выглядит она старше, — заметил Эркин. — Он вообще очень следит за собой, одевается модно, спортом занимается, не курит. — Только сейчас Эркин обратил внимание на то, что все сидевшие за столом были грузные, тяжелые, под стать Аляутдину Сафаровичу.

— И тебе пора бросать курить, — сказал отец.

Из этого вечера Эркин сделал главный вывод: его директор не так уж любим отцом и его приятелями, значит, причина появления нынешнего проекта приказа может пониматься по-разному.

Беседу с отцом он отложил. Перед сном решил почитать, попалась на глаза книга, которую он месяц назад взял у Дили. Это был переводной роман о молодом враче-психиатре, женившемся на пациентке. Эркин начал читать его давно, но закладка лежала на сороковой странице. Раньше книга показалась скучной, теперь он принялся за нее с интересом, пытался понять, почему Дильбар так ее хвалила, ибо «скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты такой». Пословицы, присловья и афоризмы великих людей Эркин запоминал хорошо и любил в разговоре вставить к месту.

Азим Рахимович никому не говорил о своем разговоре с Эркином, ждал, чтобы его вызвали на него. Ждать пришлось недолго, два дня. Первой его спросила жена. Муршида Галиевна сказала, что звонила супруга Ильяса Махмудовича, беспокоилась о сыне, который просто убит какими-то неприятностями, родителям ничего не объясняет. Муршида Галиевна была мягче мужа, жалостливее и патриархальней. Личные, родственные, земляческие связи казались ей чрезвычайно важными, всех, кого она знала, она считала людьми достойными. Про недостойных людей, а тем более про недостойные поступки знакомых умудрялась как-то забывать.

— Ты уверен, что не обидел его? Он толковый и милый мальчик.

— Ты хотела бы видеть его своим зятем? — спросил Азим Рахимович. У них были две дочери в возрасте невест.

— Разве я об этом. Я бы хотела, чтобы оба моих зятя были похожи на тебя. И дочери так думают, к сожалению. Ты знаешь.

— Почему «к сожалению»? — удивился Азим Рахимович.

— Потому что таких нет, — жена говорила это искренне. — Порой ты бываешь слишком нетерпим. Можешь сказать, что у вас там произошло?

— Если бы Эркин Махмудов был врачом, я бы не доверил ему делать уколы или даже менять судно. Любая медсестра или санитарка

сделала бы это лучше. Он бы делал не те уколы, потому что ленился бы заглянуть в историю болезни. А судном брезговал.

Он вернул ей почти те же слова, которые она совсем недавно говорила ему в связи со случаем, происшедшим у нее в клинике.

— Не спеши с выводами, — попросила жена. — Молодые люди имеют возможность исправиться. А ты по должности воспитатель. Не спеши.

На этом разговор кончился. Азим Рахимович и не спешил, он ждал, что Эркин придет к нему и сам найдет, что сказать, что пообещать, что попросить.

Азим Рахимович не спешил, спешили другие. Ранним утром следующего дня он поехал в дом почтенного старика, у которого старший сын погиб в автомобильной катастрофе. Один знакомый пенсионер, провожая Азима Рахимовича до машины, счел возможным сказать такую фразу:

— Наши дети остаются детьми до старости. Они нам дороже всего на свете. Кстати, как там у вас сын Ильяса Махмудовича?

— Кажется, он вполне здоров.

— Слава богу. Дело в том, что сам Ильяс Махмудович очень болен. Он был здесь полчаса назад, бледный, под глазами мешки. На давление жалуется.

В середине дня зашел в кабинет Аляутдин Сафарович. Доложил, что с райпищеторгом договорился, фонды выделены со следующего квартала, пристройку к проходной сделают красивую и удобную, но необходим большой холодильник, который очень трудно достать.

— Вы знаете, сегодня я был в поликлинике на диспансеризации, видел супругу Ильяса Махмудовича. У него давление и предынфарктное состояние, хотят положить в стационар. Он так боится за Эркина, просит его не ездить за рулем. Вот что такое родительская любовь.

— Мне кажется, Эркин довольно уверенно водит машину. Он вообще уверенный молодой человек.

Вернувшись вечером домой, Азим Рахимович застал у жены двух старых, давно не навещавших ее подружек. Увидев его, женщины заспешили уходить. Он удерживал их ровно столько, сколько требуют приличия. Цель визита сомнений не вызывала.

— Насчет Эркина? — спросил он.

— Да. Мне кажется, ты не прав. Он не хуже других… Он поссорился со своей лаборанткой? Обидел ее? В этом дело?

— Ничего об этом не знаю, — искренне удивился Азим Рахимович. — Лаборантка у него умница, деловая, о ссоре мне ничего неизвестно.

— Она красивая? — спросила жена.

— Да, миленькая. Но главное — умница. Из нее получится ученый, если не выйдет замуж за дурака.

— Мои подружки считают, что дело в ней. «Шерше ля фам», как они говорят.

Азим Рахимович возмутился.

— Ненавижу эту смесь французского с маргиланским. Что они знают, твои подружки, кроме этого «шерше»?

В словах мужа было что-то обидное. Про Маргилан упоминать не следовало, Маргилан — ее родина.

Допустив в качестве одной из причин своих бед ссору с лаборанткой, Эркин про себя прорабатывал эту версию все более подробно. Предположение о чисто мужском внимании директора к Диле внутренне устраивало его, казалось все более достоверным, вот почему в разговоре с матерью он позволил себе слегка намекнуть на это. Он не имел дальнего умысла, просто оправдывался. Мать на мгновение сделала круглые глаза и тут же перевела разговор на другую тему.