Всё, что нужно для счастья

Стасина Евгения

– Вот если б кто отравился, другой вопрос... А так, будем эту молоденькую фотомодель раскручивать. Пару её снимков поаппетитней под статьёй пустим, глядишь, хоть мужики заинтересуются. А Елене Сергеевне скажи, пусть рецепты соленых огурцов ищет. Август пролетит, не заметим, так что без заготовок никуда. Хозяйки это любят.

Отлично. Киваю, складывая неуклюже вырванный мужчиной листок, да в карман прячу, спешно со стула вставая. Не дай бог, ещё чего выдумает...

– Идти можно?
– с надеждой на него смотрю и выдыхаю,

стоит ему рот открыть:

– Иди. Я, кстати, договорился уже. Встречаешься с ней завтра, в двенадцать. Знаю, выходной, но я тебе премию выпишу за внеурочный труд на благо редакции. И это, Некрасова, - я дверь открываю, а он пуговицу на пиджаке расстёгивает и, оттолкнувшись от пола, на своём кресле к столу катится, - подробности бы нам погорячее. Про закулисье конкурсов, про съёмки для таблоида. Может, спала с кем...

– Будет сделано, - клятвенно обещаю, а стоит дверь закрыть, под нос себе бурчу, - ага, жди. Так она всё и рассказала!

Непривычно это, жить в квартире, где домашней едой пахнет. То мясом жаренным, то рыбой, то любимым Веркиным борщом, к которому мы с Сонькой притрагиваемся редко - нам куриный суп подавай! Вот и сейчас, вешаю ключи на гвоздь (сестра говорит, так меньше шансов их потерять) и с удовольствием носом тяну - картошка. Жаренная, со шкварками.

Сбрасываю обувь, не забывая поприветствовать раздобревшего Макса, единственного, кому соседство с девчонками не пошло на пользу, и злобно на кошака шиплю:

– Дармоед!
– опять лужу сделал. Специально, что ли, до моего прихода терпит? За мою чёрствость мстит? Я же пса своего целую, а к этому неприветливому чудищу раз в пятилетку подхожу. И то, чтобы кулаком пригрозить.

– Вер, нассал опять, - а потом хозяйке сдаю. Она же мудрёных статей не читала, потому без зазрения совести по старинке в свежую лужу его мордой тычет. Правда, сегодня что-то энтузиазмом не горит: слабо улыбается, тянется к полке с посудой... да так и замирает, прижав к груди побелевший кулачок.

– Вер!
– я от ужаса крышку от сковородки на пол бросаю, в два шага подлетая к сестре, а она руку перед собой выставляет и, голову над раковиной склонив, крепко жмурится.

– Нормально всё. Просто слабость навалилась. У меня бывает... Врач предупреждал, что такая реакция на новые препараты возможна. Отпустит сейчас, - я ей стул приношу, а она садится. Покорно! Даже не думает из себя бойца корчить!

Врач... А Некрасов его хвалил! Вон до чего этот разрекламированный онколог сестру довёл - полотенцем лицо обдувает и все никак глаза не откроет!

– И часто у тебя это?
– рядом сажусь, потеряв всякий интерес к остывающему на плите ужину, и всё на дверь поглядываю, не дай бог, Сонька зайдёт!

– Пару раз. Да ладно, Вась! Это ещё не самое страшное. Когда посреди ночи от болей просыпалась, тогда да. А это... Лучше ешь давай, а то месяц у тебя торчу, не отходя от плиты, а ты как гремела костями, так

и гремишь! Хорошо хоть спим отдельно, а то просыпайся ни свет ни заря от твоего лязга!

Дурочка! У самой лицо белее мела, а она о моём животе беспокоится! Словно моя худоба важнее её болячки!

Встаю, наливаю холодной воды в стакан, и протянув Вере, к окну подхожу:

– Неголодная я, - у кого аппетит будет отменный, когда голова от мыслей пухнет, а душа от переживаний покоя никак не найдёт?
– И, вообще, я сама с твоим врачом поговорить хочу.

– Зачем?

– Действительно! Может быть, чтобы о состоянии твоём узнать? Прогнозы его послушать?
– Верка же партизан! В мои дела только так нос суёт, а к своим и на метр не подпускает!
– Решено, завтра и пойдём!

Клиника частная, по выходным работает. И даже если приёмные часы уже кем-то заняты, от двухминутной консультации в коридоре точно не отвертится. Зря я на журналиста училась, что ли? Сначала на горячей маникенщице потренируюсь, а уж как с ней закончу, за светилу наук возьмусь.

– Ты же, кажется, к психологу по субботам ходишь? Вот и я с тобой. Подожду, пока он тебе мозги на место вставит и Пивоварова подкараулю.

– Вась...

– И не отговаривай! Лучше вон воду пей, а потом отдыхать иди. Посуду сама домою.

– А мне кушать?
– и Соньку привлеку. Она как раз в кухню залетела и на стул у окна вскарабкалась.

– Да сиди уже!
– мамке её суетится запрещаю и, повязав фартук вокруг талии, щедрую порцию на тарелку шлёпаю. Вера весь день над ужином корпела, пусть хоть кто-то оценит.

– Жуй, - перед девочкой тарелку ставлю, а сама опять у окна замираю.

Лето вот-вот к концу подойдёт. Солнце уже не жарит, как новомодный гриль, а прохожие всё чаще прячут коленки под джинсами... Месяц его избегаю, а результата ноль.

Уж не знаю, что это: пафос или простое нежелание Панфиловой меня домой приглашать, но для интервью она выбрала лучшее кафе в городе. Здесь за чашку кофе столько берут, что мы с Верой на эти деньги и обед и ужин состряпать можем. Точнее, Вера состряпать, а я над её душой постоять, запоминая, в каком порядке она бросает ингредиенты в кастрюлю.

– Я здесь!
– озираюсь по сторонам, когда миловидная дамочка в кричащем красном брючном костюме приподнимается со стула и машет мне рукой, и хмурая, как туча к её столику бреду. Чёрт, знала бы, оделась поприличней! А то сиди теперь целый час в джинсах с драными коленками и ощущай себя бледной молью!

– Марианна?
– застываю, бегло мазнув взглядом по посетителям, и стоит ей кивнуть, улыбку на лицо цепляю.
– Здравствуйте. Василиса, газета "Новые известия".

Бумага туалетная, а не печатное издание! Зачем девчонке голову морочу? Вон как от важности надулась! Ресницами неестественно длинными хлопает и элегантным взмахом руки мне на стул указывает.