Все дороги ведут сюда
Шрифт:
Он прислонился к окну, его лицо было таким бледно-бронзовым, граничащим с оттенком зеленого, и выглядел готовым вырвать рвоту.
Проклятье.
Включив кондиционер, я выхватила из-под сиденья старый продуктовый пакет и положила ему на ногу.
— На случай, если тебя вырвет, но не переживай, если не попадёшь. Я все равно подумывала о том, чтобы поменять машину.
Он ничего не сказал, но по его щеке скатилась еще одна слеза, и вдруг мне тоже захотелось плакать.
Но у меня не было времени на это дерьмо.
Разблокировав
Я взглянула на мальчика, когда выскочила стандартная запись «Абонент временно недоступен, перезвоните позже», и я дождалась сигнала.
Я могу сделать это. У меня не было выбора.
— Привет, мистер Роудс, это Аврора. Ора, как угодно. Я везу Амоса в больницу. Я не знаю, какую. В Пагосе их больше одной? Я думаю, что у него может быть аппендицит. Я нашла его снаружи с сильными болями в животе. Я позвоню, когда узнаю, куда я его везу. У меня есть его телефон. На данный момент все, пока.
Что ж, этот недостаток информации может ко мне вернуться и дать мне пинка под зад, но я не хотела тратить время на объяснения по телефону. Мне нужно было найти больницу и добраться до нее. Немедленно.
Я дала задний ход, добралась до дороги, где, как я знала, есть сотовая связь. Я открыла навигационное приложение, нашла ближайшее медицинское учреждение — здесь было отделение неотложной помощи и одна больница — и настроила его для навигации. Затем другой рукой я снова схватила телефон Амоса, еще раз взглянула на бедного парня, который разжимал и сжимал кулак, его тело слегка дрожало от боли, силу которой я могла только предположить, и спросила:
— Как зовут твоего дядю?
Он не смотрел на меня.
— Джонни.
Я вздрогнула и включила кондиционер так холодно, как только это было возможным, когда заметила капельку пота у него на виске. Было не жарко; он просто чувствовал себя так плохо. Дерьмо.
Потом я нажала на педаль газа. Я ехала так быстро, как только могла.
Я хотела спросить его, не стало ли ему лучше, но он даже не поднял голову, вместо этого просто прислонил ее к окну, по очереди вздыхая, хрюкая и охая.
— Я буду ехать так быстро, как только смогу, — пообещала я, пока мы спускались по холмам к шоссе. К счастью, дом находился на той стороне города, которая ближе всего к больнице.
Один из его пальцев поднялся в знак подтверждения. Может быть.
На знаке «Стоп» я просмотрела его контакты и нашла один дяди Джонни. Я набрала номер и включила громкую связь, держа ее в левой руке, когда повернула направо.
По телефону отчетливо прозвучало:
— Ам, мой парень.
— Привет, это Джонни? — ответила я.
Последовала долгая пауза, а затем:
— Ну, да. Это кто?
Я не
— Привет, это Аврора. Я, э-э, соседка Амоса и мистера Роудса.
Тишина.
— Амос кажется больным, а его отец не отвечает, и я везу его в больницу…
— Что?
— У него болит живот, и я думаю, что это может быть его аппендикс, но я не знаю его дня рождения и есть ли у него страховка…
Мужчина на другом конце выругался.
— Хорошо, хорошо. Я встречу тебя в больнице. Я не слишком далеко, но я буду там, как только смогу.
— Хорошо, спасибо, — ответила я.
Он повесил трубку.
Я снова посмотрела на Амоса, когда он издал протяжный низкий стон, и я выругалась и поехала еще быстрее. Что я должна делать? Что я могу сделать? Отвлечь его от боли? Я должна попробовать. Каждый звук из его рта становилось все труднее и труднее выносить.
— Амос, какую гитару ты хочешь купить? — спросила я, потому что это было первое, что пришло мне в голову, надеясь, что отвлечение поможет.
— Что? — захныкал он.
Я повторила свой вопрос.
— Электрогитара, — проворчал он голосом, который я едва расслышала.
Если бы это была любая другая ситуация, я бы закатила глаза и вздохнула. Электрогитара. Это будет не первый раз, когда кто-то предположит, что я ничего не смыслю в музыке или инструментах. Но все равно это неприятно.
— Но какую? Веерные лады? Без головы? Веерные лады и без головы? С двумя грифами?
Если он и был удивлен, что я спросила его о чем-то столь несущественном, как гитара, когда он пытался не вырваться от боли, он не показал этого, но ответил натянуто:
— А… безголовую.
Ладно, хорошо. Я могла бы работать с этим. Я еще немного нажала на газ и продолжила тянуть задницу.
— Сколько струн?
Ему не потребовалось так много времени, чтобы ответить, как минуту назад.
— Шесть.
— Ты знаешь, какое покрытие тебе нужно? — спросила я, зная, что могу раздражать его, заставляя говорить, но надеясь отвлечь его вопросами достаточно, чтобы он подумал о чем-то другом. И поскольку я не хотела, чтобы он подумал, что я понятия не имею, о чем говорю, я стала более конкретной. — Опаленный клен? Стёганый клен?
— Стёганый! — он яростно задыхался, сжимая руку в кулак и ударяя ею по колену.
— Стёганый — это очень мило, — согласилась я, стиснув зубы и вознося безмолвную молитву, чтобы с ним все было в порядке. О Господи. Еще пять минут. У нас было еще пять минут, может, четыре, если я смогу обогнать некоторых медленных водителей впереди нас. — А как насчет твоего грифа?
— Я не знаю, — он в основном плакал.
Я не могла тоже плакать. Я не могла тоже плакать. Я всегда плакала, когда плакали другие люди; это было проклятие.