Все дороги ведут сюда
Шрифт:
— Ой. Ага. Нет, я здесь, и я в порядке. Мы с Кларой попытаемся совершить тот поход, на котором ты меня спас, когда половина моей кожи была в гравии.
Он кивнул, немного прищурившись, задумчиво.
Я подумала о кое-чем. — Я думала о том, чтобы сделать пиццу прямо сейчас, не хочешь половину?
— Половину? — медленно спросил он.
— Я могу сделать тебе твою собственную, если хочешь… — Я замолчала. — На самом деле я голодна. Я могу съесть целую, но у меня есть две.
Почему-то уголки его рта изогнулись.
—
— Ничего, я бы не смог представить, как ты ешь целую пиццу, если бы не видел, как ты чуть не сделала это в день рождения Ама.
Я чуть поморщилась при воспоминании о дерьмовом шоу в тот день. Я никогда не спрашивала, что случилось с мышью, и не собиралась спрашивать сейчас. Я пожала плечами и улыбнулась.
— На обед у меня был большой салат. Я думаю, это уравновешивает.
— Сделай две пиццы. Я куплю тебе другую в следующий раз, когда пойду в магазин, — сказал он после того, как снова посмотрел мне в лицо.
Он обязательно должен быть таким красивым?
— Да? — спросила я слишком взволнованно.
Он серьезно кивнул, но в его глазах все еще было что-то очень-очень задумчивое.
— Что ты думаешь? Тридцать минут хватит?
— Может быть? К тому времени, когда я разогрею духовку и обе пиццы приготовятся, будет около сорока?
Роудс сделал шаг назад. — Я вернусь позже.
— Хорошо, — сказала я, когда он сделал еще один шаг. Перед тем, как закрыть дверь, я увидела, что он повернулся и побежал обратно к своему дому.
Почему он рванул назад, я понятия не имела, но ладно. Может быть, ему нужно было сходить в туалет по-большому. Или он не тренировался. Однажды Амос подтвердил, что его отец вставал рано, чтобы ходить в круглосуточный спортзал в городе несколько дней в неделю. Иногда он отжимался дома. Он добровольно предоставил информацию, которую не просила, но я и не жаловалась.
Вернувшись наверх, я разогрела духовку и подумала, собирается ли он есть со мной или возьмёт пиццу к себе домой.
Я на секунду задумалась, не планировал ли он сегодня вечером пойти на свидание, и поэтому он спросил, останусь ли я поблизости.
Если только он не собирался делиться своей пиццей…
Нет, это тоже не было похоже на него.
Ну ладно, если он хотел поесть со мной, круто. Если нет, я могла бы посмотреть фильм. У меня была новая книга. Я могла бы позвонить Юки, чтобы проверить ее. Или моей тёте.
Но сорок пять минут спустя Роудс так и не вернулся, а пицца уже пережаривалась в остывающей духовке.
Я полагаю, что могла бы просто порезать ее, положить на тарелку и съесть?
Я как раз начала резать одну из них ножом для мяса, потому что у меня не было ножа для пиццы, когда в дверь снова постучали, и прежде чем я успела ответить, она со скрипом открылась, и я услышала:
— Ангел?
Господи, я не понимала этого человека и
— Да?
— Пицца готова?
— Ага! Хочешь, я принесу твою? — крикнула я.
— Принеси обе.
Он хотел поесть вместе?
— Хорошо! — крикнула я.
Дверь закрылась, и я закончила нарезать оба величайших шедевра, сложила их на тарелки и обернула несколькими вощанками, которые Юки случайно прислала на мой почтовый ящик. Потом я пошла вниз.
Мне удалось сделать два шага наружу, прежде чем я остановилась.
Между квартирой в гараже и главным домом стояла изящная палатка.
Рядом стояли два походных стула с фонарем между ними. Роудс сидел в одном из них. На другом лежал небольшой сверток.
— Это не Ганнисон, но и здесь мы не можем разводить огонь, потому что запрет действует по всему штату, — сказал он, вставая.
Что-то под моей грудью шевельнулось.
— Я искал твою палатку в гараже и в твоей машине, но ее там не было. Если ты хочешь принести её, мы можем поставить её за минуту. Но у меня на двоих. — Он внезапно перестал говорить это и наклонился вперед, щурясь на меня в темноте. — Ты плачешь?
Я попыталась откашляться и согласилась с правдой.
— Я собираюсь.
— Почему? — тихо спросил он с удивлением.
Эта штука в моей груди пошевелилась еще немного, скользнув ужасно близко к моему сердцу, и я попыталась заставить ее остановиться.
Она не слушалась.
Он разбил палатку.
Расставил стулья.
Чтобы я могла пойти в поход.
Я сжала губы, говоря себе: не делай этого. Не делай этого. Не делай этого, Ора.
Мне лучше не плакать. Мне лучше не плакать.
Я даже откашлялась.
Но это не имело значения.
Я заплакала. Эти крошечные, жалкие струйки, которые беззвучно вытекали из меня, и удушье пропало. Я не издавала ни звука, но слезы продолжали течь из моих глаз. Я бы никогда не могла подумать, что из-за акта доброты у меня появятся слезы радости. Такого уже не было миллион лет.
Роудс встревожился, и я попыталась сказать: «Я в порядке», но у меня ничего не вышло.
Совсем не вышло. Потому что я старалась не плакать ещё сильнее.
— Бадди? — осторожно сказал Роудс, его тон был обеспокоенным.
Я сжала губы.
Он сделал ещё один шаг вперед, потом ещё один, а затем я сделала то же самое.
Я направилась прямо к нему, все еще сжимая губы, все еще цепляясь за свою маленькую гордость.
И когда он остановился примерно в футе или двух от меня, я поставила тарелки на землю и продолжила движение. Прямо к нему. Моя щека проникла в пространство между его плечом и ключицей, обхватывая обеими руками его талию, как будто я имела на это право. Как будто он хотел бы, чтобы оно у меня было.