Все друзья делают это
Шрифт:
Я открыла рот… и закрыла.
А потом все-таки не удержалась и снова спросила:
— Никит, ты что… хочешь на мне жениться?!
И, видимо, на этот раз я удачно передала степень своего удивления, потому что Никита резко остановился. Переместил меня на руки. Внимательно посмотрел мне в глаза. А потом развернулся вместе со мной к лестнице, у перил которой вверху, затаив дыхания, стояла троица родственников, и изумленно воскликнул:
— Взгляни на Филиппа!
Я посмотрела.
— Я говорил, что готов ради тебя почесать кулаками? Пожалуйста! —
Я отвернулась от Филиппа и провела пальчиком по скуле мужчины, который держал меня на руках.
— Да я!.. — Никита никак не мог успокоиться, хотя голос зазвучал куда тише. — Я даже коллекционную бутылку вина своего отца помог тебе выкрасть!
— Кстати, — поддакнул Иван Петрович, — если бы первая бутылка вина не была уничтожена, я бы и дальше держал нетронутым ящик.
— А так мы уничтожили целых три! — Никита взглянул на меня так обвинительно, словно их все выпила я.
Я даже не успела списать хоть одну на Веселкину, как снова заговорила семья Шейхов.
— Вчера вечером уже было четыре, — внес поправку Иван Петрович, приобнял свою супругу и весело помахал штопором, — а сейчас будет пять, так что… Аня, думаю, ты должна понимать, что в отношении тебя серьезные намерения не только у моего младшего сына.
Я в ужасе бросила взгляд на Филиппа. Тот хмыкнул и перекрестил меня, мол, отстань уже с миром.
— Я имел в виду всю нашу семью, — подмигнул мне Иван Петрович. — Ты же не думала, что мы тебя так просто отпустим?
Никита приподнял пальцами мое лицо, внимательно посмотрел мне в глаза и сдал с потрохами:
— Думала!
Я подкралась пальцем к жилке, которая нервно пульсировала на его шее и стала ее нежно поглаживать.
Никита вроде бы успокоился. По крайней мере, моя макушка перестала нагреваться от его резких выдохов, а лицо пылать от обвинительных взглядов. Инга Викторовна перестала изумленно качать головой и тихо бормотать, что нельзя уехать, не оббежав все дорожки — это ведь для здоровья и так интересно. Иван Петрович, покрутив штопор, двинулся вниз, явно вознамерившись наконец его применить к пятой бутылке. Филипп устал стоять, но уходить не желал и потому сел на ступеньки.
И вдруг в дверь позвонили.
Иван Петрович задумчиво посмотрел на штопор и на всякий случай спрятал его в карман. Наверное, решил, что кто-то из гостей мог оценить его вино давней выдержки и вернуться ради него.
Настроившись на худшее, он нахмурился, распахнул дверь и… был немилосердно облаян каким-то пушистым, белым и очень гавкучим созданием на поводке. За которым, стоя на пороге, неловко переминались студенты, помогавшие на пикнике. Все трое, включая Светлану.
— Мы это… — один из парней стушевался под требовательным взглядом Ивана Петровича, но быстро взял себя в руки, — спасибо сказать пришли. Благодаря тому, что вы так хорошо заплатили, мы смогли выкупить у живодеров не только это белое чудо, но и много других
Иван Петрович строго смотрел на парня, потом пожалел его, дал минутную передышку и строго взглянул на псину. Та тихо гавкнула и попятилась. Попыталась удрать со ступеней, но поводок натянули потуже и псину вернули пред очи Ивана Петровича.
— Чудесно, — процедил тот с таким недовольством, что первый студент утратил дар речи, а псина обреченно высунула язык, присела, раз все равно сбежать не дают и мечтательно взглянула на зеленые туи.
— Ее хотели пустить на мех, — вступил в беседу второй парнишка, — они специально таких редких собак — ради меха, выращивают…
— Ужасно! — воскликнула Инга Викторовна, подойдя к мужу и сочувственно рассматривая пушистика.
А вот мне собаку теперь стало почти не видно. А хотелось посмотреть — она действительно была белым чудом! И потискать ее хотелось! Но я не могла, потому что все еще была на руках у Никиты и он, чтобы не дергалась, весьма ощутимо потискал меня.
Инга Викторовна подошла к мужу, и так как теперь они оба стояли у двери, мне стало плохо видно собачку. А посмотреть хотелось — она была действительно белым чудом, никогда таких не видела! И потискать хотелось. Но я не могла, потому что все еще была на руках, и чтобы не дергалась, кое-кто весьма ощутимо потискал меня.
— А теперь мы ее спасли! — послышался радостный голос Светланы. — И сразу подумали, что будет справедливо….
— Мне это уже не нравится, — буркнул Иван Петрович и попытался невежливо закрыть перед студентами дверь.
Он опытный мужчина. Он точно подозревал. Он чувствовал! Но Инга Викторовна…
— Давай их дослушаем, — попросила она супруга.
И вот, пока они смотрели друг другу в глаза, студенты решили, что это самое удачное время! Что другого шанса не будет! И что только сейчас или никогда!
— А мы уже все сказали! — один парнишка как бы ненароком отпустил поводок и попятился.
За ним второй. Светлана, мило улыбаясь, прикрывала отступление этих спасителей. И в конце, когда они уже были практически у ворот, даже все объяснила:
— Понимаете, мы много животных спасли! Очень много! А у вас такой большой дом! И вы добрые! И… — она выскользнула за ворота следом за приятелями и как могла, утешила: — Она добрая и послушная, она очень умная! Это не самый худший вариант добродетели! Там еще были крокодил и питон! И обезьяна! Но помня, как вы были добры, особенно Аня! Передайте привет ей, пожалуйста!
Студенты сбежали.
Собака осталась.
Обменявшись взглядом с Иваном Петровичем, который ворчал, что всегда знал — добродетель до добра не доводит, псинка зевнула, высказав свое мнение по этому поводу, и решительно прошла в дом.
Взглянула на меня, поняла, что я высоко и переключила внимание на Никиту. Тот напрягся и выпрямился. Собака наоборот, слишком расслабилась и присела. А потом решила, что здесь все свои и… скажем так, расслабилась, так, как хотела это сделать под туями.