Всё еще люди

Май Алёна

Ни один мускул на её лице не дрогнул, лишь челюсти сжались а губы вытянулись в тонкую линию.

— Закончил? Тогда уходи. Мне надо помочь Анне. Ей куда хуже, чем всем вам.

Я хотел остаться, хотел говорить дальше. За всё время это был самый откровенный разговор. Я почему-то ощутил себя виноватым. Это снова игра Сильвии, или на этот раз она, действительно, говорит со мной откровенно. Её сердце отстукивало бешеную пляску, ладони вспотели, вена на шее вздулась. Она не врала.

— Сильвия… — хрипящим голосом позвал

её.

— Уйди, Артур. Мне нужно быть полностью сосредоточенной, а ты слишком мешаешь. Поверь, мне так надоело со всеми вами нянчиться.

Она снова опустилась на колени у изголовья, выдохнула и вдохнула, закрыла глаза, положила средние пальцы на виски Анны. Я поспешил выйти, но я не хотел. Я остался с мерзким чувством, что все вокруг меня ненавидят.

Я ушел в свою комнату, в эти каменные стены, которые сегодня не дарили покой, а давили. Надел маску и дышал, выдыхая пары едкого дыма. Всё услышанное сегодня глубоко поразило меня. Я корил себя за предубеждения, но у меня не было выбора. Всё говорило о том, что Сильвия что-то замышляет. Всё говорило о том, что Офелия страдает. Всё говорило о том, что я идиот.

Не помню, как уснул. Но силы покинули стремительно тело.

— Артур… — знакомый мужской голос нарушил мой тревожный сон. Себастьян в собственной красе стоял в дверях комнаты, солнце уже показалось из-за горизонта. — Кажется, мне нужна твоя помощь.

Себастьян

Мой друг выглядел паршиво. Этот протез, странная маска, от которой пахло почему-то карамелью и дождевыми червями, бледная кожа, отросшая щетина, спутанные волосы.

— Выглядишь хреново, брат, – подытожил свои наблюдения.

— А ты как всегда прекрасен. Вон даже новую побрякушку где-то нашел, – Артур кивнул в сторону браслета, который я старался скрыть манжетой. От его зоркого взгляда ничего не утаить. — Не знал, что в тюрьме так хорошо обращаются с заключенными. Выглядишь свежо. И знаешь, не побоюсь это сказать, но от тебя за версту пахнет сексом. И какой из заключенных стал твоей “женушкой”.

Я нервно засмеялся. кажется, немного покраснел. Шутка была смешная, но правду что-то говорить не хотелось.

— Не говори, что ты занимался этим с кем-то в Санфорте? — Артур грозно убрал с лица маску и начал прощупывать почву под ногами одними глазами. — Себастьян, только не говори, что ты…

— Обсудим это позже. — Перебил поток фантазии моего друга. — У нас у всех проблема.

— Почему я не удивлен? – Артур тяжело вздохнул. Он выглядел грустным.

Закрыл за собой дверь, посмотрев нет ли кого в коридоре.

“Чисто!”

— Ты сбежал сам или тебя отпустили? – серьезным тоном спросил Артур.

— Меня отпустили.

— И какие условия?

— Тебе не понравится.

Я протянул руку, задрал рукав, показывая браслет, под которым уже покраснела кожа и появились гематомы.

— Больно?

— Кажется, что

рука уже должна была отвалиться. А тебе? – я кивнул на протез.

— Переживу. Она довольно подвижная, – Артур шевелил механической рукой так, будто она была частью его самого.

— Что это за браслет?

— Наказание, если я не приведу им Офелию, чтобы они могли заявить её права на престол.

Артур в голос засмеялся. С надрывом, с горечью, в уголках глаз даже собрались мелкие слезинки.

— И что будет если ты её не приведешь?

— Вас признают изменниками и убийцами, объявят в розыск с приказом “убить на месте”.

— Кто мы?

— Все. Они знают обо всех. Ты же, как и я, знаешь, как это работает…

— Да… Где-то я уже это слышал, – Артур остановил смех. — А ты?

— Что я?

— Ты сказал “Вас”. А что будет с тобой?

Я сглотнул. Мне было страшно произнести это. Страшно, что эти слова могут всё изменить. Страшно, потому что я сам был не в силах принять решение. Эгоистично и мерзко. Я пришел к Артуру, чтобы он решил за меня.

— Через два дня браслет меня убьет.

— Отдать им Офелию, чтобы спасти свои шкуры. Хитро и подло. Но ты пришел не к тому человеку, Себастьян.

Я понимал о чем он говорит. Но я уже был у Офелии, и я не смог вымолвить и слова. Не знаю, что хуже: услышать, что она готова ради меня и других, пожертвовать свободой, или то, что ей на самом деле плевать, что мы все будем делать, лишь бы не иметь никакого отношения к тем, кто виноват в смерти её брата.

— Как я могу, Артур.

— Знаешь, Себастьян, мы всё время думаем о том, что чувствуют другие. Ненавидят ли они нас, любят ли, грустят ли они, счастливы ли. Мы всё время думаем и никогда не спрашиваем. Сейчас тоже самое. Ты хочешь, чтобы я решил за тебя. А ты? Ты хочешь жить?

— Хочу. Но не уверен, что так захочет жить Офелия.

— Как так? Ты спросил у неё?

Артур выглядел очень уставшим, я как будто обременял его. Да что за будто!

— Мне страшно, Артур. Страшно, что умру. Но я не хочу её просить спасти мне жизнь. Я не знаю, какие планы у совета на неё.

— Совет много лет поддерживал мир и покой в Бейране, Себастьян. Да, не все их методы были гуманными, но ты посмотри на людей…

— Я видел. Видел их, Артур, – я сел рядом с другом плечом к плечу.

— Не думай о нас, Себастьян. Тебе это совсем не идёт. Мир не переживет потерю такого самовлюбленного красавца, как ты.

Эта фраза Артура заставила меня улыбнуться.

— Она… Офелия. Она мне очень нравится, брат. Я не хочу стать тем, кто решит её судьбу. Не хочу давить на жалость и умолять спасти всех нас. Мы ведь Ястребы, гордые птицы Империи, превратились в каких-то безмозглых голубей.

— Я уже давно не ощущаю ветер в крыльях, как бы ни пытался его искать.

— Да мы с тобой гребные философы!