Все и немного больше
Шрифт:
Миссис Каннингхэм остановилась у двери.
— Что с тобой, дорогая? — спросила она. — Что произошло?
— Я… ходила в институт. — Ее рыдания возобновились.
— Тихо, — сказал мистер Каннингхэм. — Ты расскажешь нам позже.
Поддерживая истерически рыдающую Алфею, Каннингхэмы вывели ее из дома. Плач прекратился, когда они подошли к машине.
Она легла в постель, положила опухшее от слез лицо на подушку и согласилась принять родителей.
Отец сказал:
— Ты отсутствовала очень долго, почти целый день… Это настоящее сумасшествие, девочка. — Он устроился
Алфея почувствовала приступ боли в голове при воспоминании о крашеной блондинке. Эти ее мучения должен разделить с ней кто-то еще.
— Это ужасно…
— Ты можешь сказать папе и маме, — проговорила миссис Каннингхэм.
— Я поехала на пляж и посидела, задумавшись, у ограды, — безжизненным тоном сказала Алфея. — А потом я поехала в институт.
— А туда зачем? — спросил мистер Каннингхэм.
— Я хотела поговорить с мистером Лиззауэром о своем замысле написать морской пейзаж… Он сделал вид, что очень этим заинтересовался. Он пригласил меня для разговора к себе… Все ушли, мы остались одни… И тогда… — Она содрогнулась.
— Продолжай, дорогая, — сказала миссис Каннингхэм.
— Он бросился меня целовать… Он не выглядит таким, но он очень сильный, очень сильный… Он повалил меня на пол…
— Этот мерзкий отщепенец и выродок! — Мистер Каннингхэм вскочил на ноги. — Да мы никого из них не впустим сюда!
— Он… причинил тебе… вред? — спросила миссис Каннингхэм, целуя Алфею в щеку.
— В том плане, в каком ты имеешь в виду, нет… Но я доверяла ему и уважала его. Ведь он мой наставник… Это было так грубо… так безобразно… Я боролась с ним, мне удалось вырваться и убежать к машине. — Она снова содрогнулась. — Я чувствую себя грязной, опозоренной… Нет, я не знаю вообще, что я чувствую… Я не думала об этом. Уэйсы живут рядом, поэтому я поехала к ним.
— Моя бедняжка, — вздохнула миссис Каннингхэм. — А больше ничего не случилось?
— Разве этого недостаточно? — Алфея закрыла глаза. Моцарт удалялся, становился неслышимым. — Мама, папа, вы останетесь со мной, пока я не засну?
Каннингхэмы сидели возле ее постели, пока Алфея не заснула, затем переместились на зачехленную банкетку у окна. Мистер Каннингхэм крепко сжимал руку жены. У них не было необходимости что-то таить друг от друга и прибегать к недомолвкам. Был общий враг, которого они должны встретить и уничтожить.
На следующее утро два офицера полиции Беверли Хиллз меньше пяти минут провели на втором этаже в офисе художественного института наедине с его основателем. Они ожидали его в пыльном зале у входа внизу, когда раздался резкий звук выстрела. Выбежавшие из студии студенты стали свидетелями того, как полицейские плечом выламывали запертую дверь. В зале с развешанными по стенам студенческими работами стоял запах пороха. Из ствола маузера времен первой мировой войны, который лежал рядом с телом, еще шел дымок.
Именно в этот день, шестого августа, над Хиросимой была сброшена четырехсотфунтовая бомба, чья разрушительная сила была больше, чем двести тысяч тонн тринитротолуола, и небо над Японией осветилось светом в сотню солнц. Вполне очевидно, что это поразительное событие заслонило собой историю о смерти профессора
Алфея, которая вместе с родителями уехала в Ньюпорт в «коттедж» своей бабушки, узнала о самоубийстве Генри Лиззауэра только через три года.
Книга четвертая
Год 1949
Кандидаты на звание лучшей актрисы: Джин Крейн («Сыщик»); Оливия де Хавилланд («Наследница»); Рейн Фэрберн («Потерянная леди»); Сузан Хейуорд («Мое глупое сердце»); Дебора Керр («Эдуард, мой сын»); Лоретта Янг («Прийти к стабильности»).
Моушн пикчер акедеми, 1949 г.
Бывший военнослужащий устанавливает рекорд в скорости возвращения домой.
Подпись под сделанной с воздуха фотографией
Левиттауна. Лайф, 31 марта 1949 г.
Лава, постоянно извергаемая вулканом на Стромболи — крохотном острове, расположенном в северной части Липарских островов в Тирренском море, не идет ни в какое сравнение с потоком сплетен, постоянно сопровождающих Ингрид Бергман и Роберто Росселини. Согласно последним слухам мисс Бергман ожидает ребенка.
КНК Ньюс бродкаст, 5 августа 1949 г.
Ингрид Бергман, которую любили и уважали в этой стране, огорчила и разочаровала миллионы своих поклонников недостойным поведением. Мы всем сердцем сочувствуем ее страдающему мужу доктору Петеру Линдстрему и ее законной дочери. Будет величайшей несправедливостью и ущербом для моральных устоев великой нации позволить этой иностранке вернуться сюда.
Речь, зачитанная в конгрессе 23 августа 1949 г.
30
Будильник Мэрилин зазвонил, и она, не открывая глаз, нажала на золотую кнопку. Светящиеся зеленые стрелки показывали то, что она уже знала, — пять часов тридцать пять минут. Съемки фильма «Версаль» начнутся в девять, и Мэрилин, которая участвует в первой сцене, должна быть в студии в семь, чтобы успеть преобразиться в блестящую девушку средневековья. (Если бы не готовый напудренный парик, в котором она будет сниматься сегодня, ей пришлось бы появиться на час раньше и предстать перед парикмахером.) Джошуа обнял ее, сонно поцеловал в губы.
— Ангел мой, — пробормотал он.
— Нужно вставать.
— Обожаю тебя. — Он снова поцеловал ее, затем руки его разжались, и он захрапел.
Позевывая, Мэрилин направилась в ванную. Три «Оскара» Джошуа поблескивали на полке над туалетом; тот, что был слева, Джошуа получил в этом, 1949 году, за лучший оригинальный сценарий «Пусть так будет всегда». Сбросив ночную рубашку, Мэрилин покрутила позолоченные вентили огромного душа, задуманного ее предшественницей таким образом, чтобы он во всех деталях соответствовал стилю эпохи Тюдоров. Мэрилин, которая была воспитана Нолаби равнодушной к ведению хозяйства и лишена чувства соперничества с Энн Ферно, никогда не приходило в голову вносить изменения в этот шедевр первой жены Джошуа. Весь уклад дома оставался прежним: управляющий оплачивал счета, а Перси и Коралин крепко держали вожжи в своих шоколадного цвета руках.