Все могут короли
Шрифт:
— Император Барден? А почему не сам старик Фекс? Ах, молодой господин, да вы шутник!
С полминуты Эмиль слушал его смех, равнодушно посматривая по сторонам, потом ему надоело. Никаких знаков власти у него при себе не было, и убедить жреца в том, что он действительно тот, кем назвался, он мог одним-единственным способом. Он чуть повернул голову и глянул на долговязого в упор. Смех перешел в судорожный кашель, служитель Фекса сначала побелел, потом посерел и рефлекторным движением поднес руку к горлу. Глаза его широко раскрылись, он не мог отвести
— Вот так, — спокойно сказал Эмиль. — Не пугайтесь, я не собираюсь причинять вам боль. У вас перехватило горло? Сейчас это пройдет, когда вы откашляетесь.
— Ва… ва… ваше вели… — он задыхался, жадно глотал воздух, давился им и никак не мог остановить кашель. Его лицо начало багроветь.
Эмиль досадливо поморщился. Похоже, что он не рассчитал силы, или оппонент оказался слишком уж хлипким. Так или иначе, но уже небольшое (даже можно сказать — мягкое) ментальное воздействие оказалось для него серьезным испытанием.
Надо было как-то исправлять ситуацию. Эмиль подошел вплотную к жрецу, взял его обеими руками за плечи приблизил свое лицо к его. Жрец затрясся под его руками, как в припадке, и сделал еще несколько глубоких судорожным вздохов, после чего на некоторое время вообще как будто перестал дышать. Зато кашель прекратился, а лицо его стало медленно бледнеть, начиная с кончика носа. Эмиль внимательно наблюдал за происходящими изменениями, и когда счел, что жрец оклемался достаточно, отпустил его и снова отступил назад. Теперь жрец смотрел на него со смесью благоговения и ужаса.
— Так вы доложите обо мне своему гильдмастеру, — спокойно сказал Эмиль.
Служитель Фекса часто закивал, развернулся и быстро удалился, спотыкаясь на каждом шагу. В ожидании его возвращения Эмиль, от нечего делать, пошел вдоль стен, разглядывая фрески. Фрески были старинные и очень красивые, за много лет их краски ничуть не поблекли. Как видно, над ними трудился большой мастер. Особенно Эмилю понравилась картина, изображавшая знаменитое состязание Гесинды и Рондры, судьей на котором выступал Фекс.
Он не успел завершить полный круг, когда вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Чей-то взгляд неотрывно сверлил спину. Эмиль обернулся, обвел глазами зал, но никого не увидел. Ему не примерещилось, в этом он был уверен. В подобных вещах он никогда не ошибался.
Тревоги он не испытывал. Раньше, в юности, он очень нервничал, когда его разглядывали, но теперь он уже к этому привык. Оказалось, что к всеобщему вниманию привыкнуть даже вовсе не трудно. Поэтому он спокойно повернулся обратно к фреске и продолжил ею любоваться.
— Ваше величество любит живопись?
Голос раздался прямо за спиной, причем шагов Эмиль не слышал. Он не спеша обернулся и встретился взглядом с черными глазами остроносого мужчины. На мужчине было черное длинное одеяние с глухим воротом. Его однообразие нарушал только кулон в виде лисьей морды, болтающийся на длинной цепочке на уровне живота. В руках у мужчины была лампа. Он спокойно
— Этим фрескам, полагаю, не менее ста лет, — сказал Эмиль.
— Все двести, ваше величество, все двести. Я, признаюсь, удивлен. Никогда не слышал, чтобы о вас говорили как о ценителе искусства.
— Вы правы, я не очень-то хорошо в этом разбираюсь. Но росписи, действительно, прекрасны.
Какой странный получается разговор, подумал Эмиль. Он знает, кто я, а я знаю, кто он, и тем не менее мы стоим посреди ночи в храме и мирно беседуем о старинной живописи, как будто нам больше не о чем поговорить.
— Я польщен и удивлен в равной степени, — продолжил седой гильдмастер. — Никак не ожидал увидеть вас в моем храме… да еще в такой неурочный час. И я должен извиниться за своего подопечного. Он вел себя не слишком почтительно. Простите его — он не признал вас.
Едва заметным наклоном головы Эмиль дал понять, что принимает извинение. Он не отрывал взгляд от лица гильдмастера, а тот, в свою очередь, внимательно и пристально изучал его лицо. Глаза его выражали исключительно сдержанное любопытство.
— Вы так молоды… — проговорил гильдмастер тихо. — Простите, ваше величество, я только хотел сказать, что… что ваши дела, известные мне, заставляют думать о вас как о человеке гораздо более зрелом. Да, власть вынуждает взрослеть человека быстрее. Вы очень похожи на вашего деда, ваше величество, — вдруг добавил он.
— Многие находят это.
— И немудрено. Но, позвольте, — спохватился гильдмастер. — Ведь вы, должно быть, пришли по делу, а я болтаю о пустяках. Позвольте пригласить вас туда, где мы сможет побеседовать без помех.
Ранее Эмилю не приходилось заходить в храмах дальше алтарной части, если не считать эдесского храма Гесинды, который он излазил вдоль и поперек, выясняя его пригодность для своих целей. И храм Фекса поразил его воображение. Нельзя было и заподозрить, что за алтарем скрывается такое множество длинных извилистых коридоров — настоящий лабиринт, уходящий, судя по наклону пола, под землю! И отделаны все коридоры были так, что великолепие императорского дворца блекло по сравнению с ними. Эмиль только крутил головой, принимая все увиденное на заметку. Он не сомневался, что гильдмастер демонстрирует ему все это богатство намерено. Странно, что он не боится зависти императора. Или хитрый жрец знает о нем достаточно, чтобы этой зависти не опасаться?
— Вот здесь нам будет удобно, ваше величество. Присаживайтесь, прошу вас.
Гильдмастер остановился в маленькой комнате, обстановка которой была выдержана в пышном варварском стиле. Мебели здесь не было вообще, а на полы были набросаны пестрые ковры и подушки, на которых и предполагалось сидеть. Коврами были завешены и стены. Все убранство в целом создавало ощущение шатра южных кочевников.
— Уютно тут у вас, — сказал Эмиль, опускаясь на подушки и озираясь по сторонам.