Все мы только гости

Горская Евгения

– Ладно, разберемся, – наконец он перестал спрашивать про Линку. – Ты устраивайся, где хочешь, Томочка. Придется поскучать несколько дней.

Тамара согласно кивнула.

Она не станет скучать, если рядом будет он.

Столовая действительно оказалась хорошей, мясо сочным и мягким, картошка в меру поджаренной. Лина допивала сок и мучилась, как теперь сказать Павлу, что она совсем не против остаться здесь до завтра. «Существовать» с ним в машине было глупо, а беспокоить и волновать старого Николая Ивановича ни к чему. Ну, а самое главное, ей не хотелось расставаться с Павлом. Не хотелось, и все.

Не то чтобы она строила какие-то планы, наоборот, понимала, что никакого продолжения у них в Москве не будет. С какой стати? Он просто помог им с Тамарой. Не мог не помочь, потому что ответственный и порядочный человек.

Столовая совсем опустела. Лина поставила пустой стакан на пластмассовый поднос, туда же отправила грязные тарелки.

– Лина, – остановил ее Тропинин. Он тоже сложил посуду на поднос. – Что тебя напугало?

Она потрясла головой – ничего.

– Ты что-нибудь увидела? Подозрительное?

– Нет. Так… неприятные воспоминания. Извини. Не знаю, что на меня нашло.

Лина виновато улыбнулась, она словно отогревалась около него. Отогревалась с той минуты, когда он пошел провожать ее от речки до дома. Как будто когда-то давно, увидев Костю с Тамарой, она замерзла на долгие годы и почему-то этого не замечала, а теперь поняла.

– Сегодня уже не сможешь, а завтра тебе лучше всего уехать. Если я успею подписать бумаги, давай вместе поедем. А если нет, уезжай одна, Лина. – Они поставили подносы с грязной посудой на тележку, улыбнулись на прощание девушке за кассой и вышли на залитый солнцем заводской двор.

– Я не хочу уезжать. – Лина обвела взглядом пыльную площадку – посидеть было негде.

– Пойдем в холл, – предложил Тропинин. – Там хоть кондиционер есть.

– Я не хочу уезжать, – повторила Лина. – Я так давно стремилась сюда приехать.

Она долго пыталась уговорить Стаса провести здесь отпуск или хотя бы несколько дней, он не соглашался, конечно. Что ему за радость торчать в какой-то глуши? Сначала он просто не принимал всерьез ее предложения, а потом стал обижаться, каждая обида перерастала в крупную ссору с его криком и ее слезами, и она перестала предлагать.

Тропинину очень хотелось спросить, что мешало ей приехать, но он не спросил и похвалил себя за тактичность.

– Понимаешь, я здесь выросла. Я соскучилась по людям, вообще по городу. Я толком даже ни с кем и не поговорила.

– Понимаю. Но здесь опасно. По-настоящему опасно. – Он открыл дверь в холл, пропустил ее вперед, вежливо дождался, пока она сядет в кресло, и уселся напротив.

– Ладно, – решила Лина. – Подождем до завтра, там видно будет.

Что он станет делать, когда она уедет? Он же тут от тоски помрет.

– Ты Тамару давно знаешь? – все-таки полюбопытствовал он. Что-то в подругах его смущало, очень уж они были разные, бойкая Тамара и немногословная Лина.

– Давно, – улыбнулась Лина. – Всю жизнь. Мы росли вместе.

– И… с Костей тоже? – Он чувствовал – с этим парнем ее что-то связывало помимо детской дружбы, был не уверен, хочется ли ему знать, что именно.

– Да. И с Костей тоже. У меня здесь осталось два по-настоящему близких человека, – призналась Лина. – Николай Иванович, это наш сосед, они с бабушкой очень дружили. И Антонина Ивановна. Бабушка с ней работала вместе. В библиотеке.

Она осторожно на него покосилась, Павел слушал внимательно. Стас терпеть не мог, когда она начинала рассказывать про бабушку, про ее соседей и подруг. У него сразу

становился отсутствующий взгляд, и Лина замолкала.

– Бабушка давно умерла?

– Давно. Восьмой год. Ничем не болела, а… умерла.

– Сердце?

– Угу, – кивнула Лина и задумалась. – И фотоаппарат пропал…

– Какой фотоаппарат?

– Мой. Я привезла его и забыла здесь. Теперь найти не могу. Никогда ничего не пропадало, а его найти не могу.

– Дорогой? – Он видел, что пропажа фотоаппарата ее отчего-то очень волнует.

– Не в этом дело. Просто… странно это. Родители тут и ноутбук оставляют, и все, и никогда ничего не пропадало.

– Там что, снимки ценные?

– Пожалуй, да, – решила Лина. – Ценные. Там наши с бабушкой последние фотографии.

– Может, найдется еще, – утешил ее Тропинин.

Она сидела совсем рядом и поглядывала на него иногда, как это принято при обычном разговоре, но сейчас ее глаза не казались такими ослепительно синими, скорее, серыми, и ему очень хотелось близко в них заглянуть и вновь увидеть небывалую синеву.

У окна пришлось просидеть недолго, часа два. Устроился Филин удобно, развалился на мягком бабкином стуле, вытянул ноги. Еще бы наушники в уши, и не работа была бы, а настоящий отдых, но наушников он позволить себе не мог, музыка его отвлекала. Все произошло, как он и предполагал: мужик с хвостиком пробежал по двору, открылись ворота, почти сразу во двор въехали пыльные «Жигули», и больше Филин не увидел ничего. Там, во дворе кирпичного особняка, были не дураки, под случайный выстрел не подставились.

Впрочем, стрелять сейчас Филину было не из чего, винтовку он держал в надежном месте, не здесь и не в машине. Можно уходить, теперь он знает, что «объект» прибыл, но Филин медлил, разглядывал дом напротив и не сразу себе признался, что надеется увидеть Томку.

Казалось бы, все должно быть как раз наоборот, ничего, кроме злости, темноглазая Тамара не могла у него вызывать, все-таки провела его как пацаненка, а вызывала совсем другое, неуместное чувство.

Чем яснее Филин понимал, что его по-глупому тянет к Тамаре, тем больше злился на ту, другую бабу. Подружку. Как будто подружка была виновата во всей этой нелепой ситуации.

Филин спустился в зеленый дворик, подмигнул хозяйке, копошащейся под окнами с какими-то цветочками, вышел кривыми улочками к речке, посидел на берегу. К вечеру от воды потянуло свежестью, терпко пахла трава, он уже забыл, как хорошо пахнет русское разнотравье. Он давно отдыхал только за границей, и не потому, что ему это очень нравилось, просто ему было все равно, где изнывать от безделья, а купить путевку за границу было проще всего.

Бабу для отдыха Филин присматривал незадолго до поездки. Требования у него были нехитрые: чтобы не уродина и не ослепительная красавица, чтобы умом не блистала и не видела в нем своего единственного. Совсем некрасивых девок Филин не любил, он их и за баб-то не считал, а настоящие красавицы привлекают всеобщее внимание, ни к чему ему это. Второе условие он соблюдал исходя из требований безопасности: умная женщина могла заметить что-то совсем ей не предназначающееся и создать ему дополнительные трудности. Третье же условие, вообще говоря, являлось необязательным – по доброте душевной не хотел Филин, чтобы девка к нему привязалась и переживала попусту, потому бабы эти и были одноразовые, никаких долгих отношений он не хотел и не мог себе позволить.