Всё не так, как кажется
Шрифт:
– Подойди сейчас к Галине Леонидовне – первая дверь от входа. Она тебе скажет, что делать, чтобы молоко поскорее пришло, – завороженно киваю, не могу отвести глаз от своего сокровища. – Сегодня, наверное, молока ещё не будет, да и молозиво вряд ли, но можем попробовать приложить ребёнка к груди. Мы его недавно накормили. Приходи в девять вечера.
Каждый вкладывает в слово "счастье" какой-то свой смысл. Для одних это – миллионы на счетах, для других – богатый муж или яхта. А мне кажется, что высшая степень счастья – это прижимать к себе сына, сосредоточенно сосущего мою грудь. Всё уходит на второй план,
На следующее утро в палату входит дама в наброшенном на плечи халате.
– Мамочки, быстренько готовим документы для оформления свидетельств о рождении.
Паспорт у меня под рукой. Достаю и протягиваю его даме.
– Хорошо. А второй паспорт и свидетельство о браке?
Все поворачиваются в мою сторону.
– Я не замужем.
– Тогда тем более нужен второй паспорт и заявление от папаши. Звони ему, я тут ещё часа два буду, пусть срочно приезжает и пишет.
Всё это произносит громко. Соседки по палате начинают переглядываться и шушукаться. Становится не по себе.
– Оформляйте без отца, ставьте прочерк.
Дама что-то хмыкает, выписывает себе в тетрадь данные из моего паспорта, переспрашивает домашний адрес и подаёт мне бланк для заполнения. Пока я вношу данные о себе и малыше, она общается с соседками.
Настроение опускается где-то на уровень пола. Как бы я ни уговаривала себя, я всё ещё не готова к такому презрительному отношению ко мне и моему маленькому Мише. Возможно, когда-то в будущем я привыкну. Но сейчас ситуация больно ранит. Отворачиваюсь к стенке, пытаюсь восстановить самообладание. Не сомневаюсь, что за спиной активно перемывают мне кости.
Через неделю нас выписывают из роддома. Но не домой, а в детскую больницу, в отделение для недоношенных младенцев. Тут сконцентрировано мамское горе, атмосфера тяжелее, чем в роддоме. У каждого малыша своя история преждевременного появления на свет, свои пугалки и свои прогнозы.
Благодарю небеса, что у Мишутки нет ничего серьёзного – лишь небольшие последствия гипоксии. Каждый день его забирают часа на полтора-два на капельницу. Все мамочки используют это время, чтобы отоспаться, потому что ночью дети устраивают нам "весёлую жизнь", вынуждая водить хороводы с ними на руках под аккомпанемент нестройного малышового хора. А я бегу в университет и сдаю зачёты и экзамены.
Я что-то говорила о том, как всё хорошо у меня распланировано? Ха-ха! Как бы не так! Я едва стою на ногах, мысли заплетаются. Преподаватели в основном меня жалеют, но стараюсь не плакаться им и вообще не распространяюсь о том, что мы с сыном лежим в больнице.
Сессия кажется неприступной крепостью, штурм которой отнимает у меня остатки сил. Чувствую себя загнанной лошадью. Перед последним экзаменом охватывает паника – глаза закрываются, невозможно сделать даже шаг. Как в таком состоянии ехать в университет?
– Келлер, готовься завтра на выписку, – в палате появляется лечащий врач. – Только заранее позвони своей участковой, чтобы сразу пришла к тебе и приняла нового подопечного.
Настроение мгновенно поднимается, как дрожжи в тепле. И даже силы появляются ниоткуда. Как же я хочу домой! Оказаться в тишине и одиночестве, принять нормальный душ. Может быть, даже
В такси я засыпаю. Просыпаюсь не сразу, водителю приходится меня немного потрясти за плечо – на голос я не реагирую.
– На экзамен? – Киваю. – Всю ночь зубрила, а теперь спишь на ходу?
– Если бы.
– Ну ни пуха!
– К чёрту, – произношу не слишком громко, всё-таки незнакомому пожилому человеку такого говорить не стоит, и бреду в сторону учебного корпуса.
Во время экзамена, пока готовлюсь отвечать, снова засыпаю.
– Что, тяжёлая ночка в борделе выдалась? – язвит Степанов, и я тут же вскакиваю.
– Следите за своим языком! – гневно вступается за меня преподавательница.
Не знаю, что она обо мне думает, но я очень ей благодарна за поддержку. Когда он меня оскорблял в прошлый раз, другой преподаватель сделал вид, что ничего не услышал.
– Ой, можно подумать…
Надо бы подойти и врезать ему. Это далеко не первый его выпад такого рода и наверняка не последний. Но сил нет, да и желания связываться – тоже.
Я понемногу привыкаю к грязным сплетням у меня за спиной. Но Степанов своей наглостью превосходит всех. Знает, что мой папа сидит и не может за меня заступиться, и чувствует свою безнаказанность. Не в суд же мне на него подавать! Хоть и свидетелей достаточно. Да и что толку от свидетелей? Никто из присутствующих однокурсников не сделал Степанову замечания – всех его гадость развеселила. Многие девчонки, которые все годы учёбы мне завидовали, теперь самоутверждаются, унижая и оскорбляя меня. Видимо, им кажется, что, макая меня в грязь, они каким-то образом сами становятся чище и лучше.
А весна тем временем отвоёвывает окончательно свои права. Всё вокруг зеленеет прямо на глазах, в парках цветут фруктовые деревья. Жизнь продолжается, раскрашивается новыми красками.
Вспоминаю себя год назад. Столько всего произошло за это время! А главное – я из неустанно опекаемой папиной дочки превратилась в самостоятельную женщину, маму чудесного сыночка. И как я могла сомневаться, стоит ли дать ему возможность родиться? Может, все мои нынешние трудности – это расплата за мои сомнения и чёрные мысли?
Первые дни после нашего возвращения с Мишей домой оказываются настоящим испытанием. Конечно, ночью удаётся спать немного больше, чем в больнице. Но во всём приходится подстраиваться под маленького царя. Прогулки, покупка продуктов, приготовление еды, душ и даже поход в туалет теперь зависят только от его высочества – соблаговолит ли он позволить мне это сделать.
– Где мой сладенький? – с порога кричит Лиза – моя палочка-выручалочка. – Кто сейчас пойдёт гулять с тёткой?
Для подруги Миша – как игрушка. Пока она сюсюкается с ним или гуляет, я умудряюсь переделать кучу дел по хозяйству. Иногда даже вздремнуть удаётся, потому что по ночам мой пупс выдаёт такие концерты, что приходится чуть ли не до рассвета отплясывать с ним на руках.