Всё не то, чем кажется

Бонс Олли

Первым делом в нос ударяет запах. Он такой густой, что его, кажется, можно резать ножом. Под низким потолком там и сям развешаны ароматные растения, по углам курильницы с какими-то травами.

За стойкой стоит крепкий мужик, с которым уже беседует наш знакомый старичок.

— Нету места, — хмуро говорит мужик, глядя на нас исподлобья.

— Да ты подумай, — хлопает его по руке старик. — Уступи им вот каморку свою.

— У нас сегодня три торговца, — не соглашается хозяин постоялого двора. — Нам больше людей не

обслужить.

— Ничего страшного, — улыбается Дрейк. — Просим прощения за беспокойство. Мы и в поле можем переночевать, сейчас тепло.

Мы было разворачиваемся, но старичок спешит к выходу и преграждает нам путь.

— Не допущу! — сердится он, расставив руки. — Мэйт, а ну-ка найди им местечко!

— Ладно, — всё так же хмуро цедит мужик за стойкой. — Посидите пока тут.

Мы устраиваемся за столом у стены, и вскоре трактирщик по имени Мэйт подаёт нам две дымящихся кружки.

— Но мы ничего не просили, — удивлённо говорю я. — У нас и свои припасы имеются.

— А это даром, — говорит он. — Вам придётся подождать, пока я комнату приберу, так чтоб не скучали.

— Спасибо, Мэйт, — благодарит Дрейк.

— Мэйтленд, — поправляет его угрюмый трактирщик и выходит.

И мы остаёмся одни, не считая старичка, который дремлет в углу у огня. Я осторожно нюхаю пойло, но пахнет неожиданно приятно, травами.

— Крепкое, — морщится Дрейк, успевший отхлебнуть глоток. — Тебе пить не стоит.

— Но я уже взрослый, мне почти восемнадцать! — возмущаюсь я. — И ты не можешь мне запретить... что ты делаешь?

Дрейк быстро наклоняет мою кружку над полом и выливает всё содержимое в щель между досками.

— Вот так-то, — довольно произносит он, ставя передо мной пустую кружку. — Не могу позволить тебе напиться, да и сам много пить не буду. Некогда нам больные головы лечить, завтра чуть свет отправимся в дорогу.

Ишь какой! Почему это ему можно, а мне нет? Вряд ли у него самого в жизни было много моментов свободы, когда удавалось делать то, что хочется, так что мы в одинаковом положении.

Я тянусь к его кружке. Хоть глоток, но должен же я попробовать! И место такое удобное, отцу никто не доложит.

Но Дрейк вытягивает руку с кружкой подальше от меня. Я вскакиваю с лавки, но тут же забываю о напитке и ойкаю, ударившись головой о низкий потолок, скошенный в этом месте.

— Что происходит? — тревожно спрашивает трактирщик, вернувшийся в зал. От его громкого голоса пробуждается и старичок, который дёргается всем телом и потирает глаза.

— Ничего серьёзного, — отвечает Дрейк. — Мой друг осушил свою кружку, а теперь и мою желает отобрать.

Вот так наглая ложь! Я возмущён, но возразить не могу. Не хочется огорчать доброго хозяина рассказом о том, что напиток был вылит, да ещё и прямо на пол.

— Чудненько, —

улыбается трактирщик. — А я вам свою комнату приготовил. Постель там одна, но вы потеснитесь. Всё лучше, чем в поле.

Мы благодарим его и отправляемся в комнату.

Комнатушка оказывается небольшой, с единственным окном под потолком. Она почти пустая, не считая низкой постели и столика с полками в углу. Кровать застелена свежим бельём, и уголок покрывала маняще откинут.

Я ставлю наши мешки в угол и вдруг слышу стон Дрейка. Он вновь держится за голову.

— Что с тобой? — подхватываю его я. — Снова голова? Ты меня слышишь?

— Это не то... что вчера... — слабым голосом отвечает он. — Питьё...

И безвольно обмякает. Хорошо, что талисман силы всё ещё при мне. А что — питьё? Напился он, что ли? — размышляю я, устраивая Дрейка на кровати. Но нет, он ведь не осушил и половину кружки. Может быть, он крепкие напитки плохо переносит?

Я направляюсь к двери, чтобы попросить помощи у трактирщика, но останавливаюсь, услышав прямо за ней шаги и голоса.

— Ну что, парней сперва? — это вроде трактирщик.

— Торговцев, как и хотели. Парни теперь проснутся нескоро, а может, и вовсе никогда, — дребезжит стариковский голос.

Затем шаги удаляются вверх по лестнице, и спустя небольшое время до меня доносятся испуганные крики.

Тут я наконец понимаю, что дело нечисто. Аккуратная деревушка, вокруг которой ни полей, ни пастбищ, ни садов — чем тут кормятся люди? А ведь явно не бедствуют. Наверняка не один раз тут пропадали богатые путники, но жители Грибков всегда могли сказать, что гости отправились-де дальше, а там — как знать, может, и сгинули в лесах.

Но что же делать? В окно не выбраться, слишком оно маленькое, да и высоко. Дверь не запирается, ещё и открывается наружу, не подопрёшь. Злодеи сейчас наверху, можно попробовать пробежать через главную комнату, но с Дрейком на руках я далеко не уйду.

Да и кто знает, что там, снаружи. Ведь все жители, похоже, соучастники тёмных дел.

Я развязываю мешок и беру в руки один из наших ножей. Представляю, как бью им живого человека, и мне делается плохо. Там, в замке, я как-то иначе представлял схватку с врагами, это выглядело не страшнее, чем воткнуть клинок в мешок с песком.

Сержусь на себя. Что я, зря ходил на уроки боя на мечах? К чему вообще были все эти уроки, если мне не объяснили главного — как применять знания на практике, как не бояться причинить боль другому, пусть даже и врагу?

Тем временем на лестнице раздаётся грохот. По ней будто волокут что-то тяжёлое. Затем я слышу скрип петель, приглушённые голоса, ругань. На лестнице вновь грохот и шум.

Наверное, злодеи сейчас избавляются от тел торговцев, а мы следующие. Я сжимаю нож во влажной от пота ладони и жду у двери.