Все приключения мушкетеров
Шрифт:
– Без сомнения, – отвечал Мускетон. – Очень ясно, что мы не можем принять этих гадин вместо обещанных нам в подарок.
– Ах, черт возьми, как бы мне хотелось видеть Портоса на моей буланой лошадке: это дало бы мне понятие о том, каков я был, когда приехал в Париж. Но мы не задерживаем тебя, Мускетон; ступай, исполняй поручение своего господина. А он дома?
– Да, но он в скверном расположении духа.
Мускетон продолжал свой путь, а два друга пришли к дому IIортоса и позвонили. Он видел, как они шли через двор, и не хотел отпереть, так что они звонили
Между тем Мускетон, гоня перед собой двух животных, перешел Новый мост и пришел на Медвежью улицу. Там он привязал, по приказанию своего господина, лошадь и мула к молотку двери прокурора, возвратился домой и сказал Портосу, что поручение его исполнено.
Через несколько времени лошадь и мул, не евшие ничего с утра, подняли такой шум молотком, что прокурор приказал своему мальчику узнать по соседству, чьи эти лошадь и мул.
Мадам Кокнар узнала свой подарок, и не знала, что и думать о его возвращении, но посещение Портоса объяснило все. Гнев, блиставший в глазах мушкетера, несмотря на все старание скрыть его, испугал чувствительную любовницу. Мускетон не скрыл от своего господина, что он встретил д’Артаньяна и Арамиса, и что д’Артаньян узнал в буланой лошади свою беарнскую клячу, на которой приехал в Париж и продал ее за три экю.
Портос назначил прокурорше свидание в монастыре Св. Магнуара и хотел уйти. Видя, что он уходит, прокурор пригласил его обедать, но Портос с важностью отказался от этого приглашения.
Мадам Кокнар с трепетом пошла на место свидания, ожидая себе упреков, но ее обворожили хорошие манеры Портоса.
Все что оскорбленный мужчина может сказать женщине, Портос высказал покорной прокурорше.
– Увы, я не то хотела сделать, – сказала она. – Один из наших клиентов торгует лошадьми; он был должен в контору и не платил. Я взяла этого мула и лошадь в счет долга; но он обещал мне дать самых лучших.
– Если он был должен вам больше пяти экю, – сказал Портос, – то он обманул вас.
– Отчего же? Никому не запрещается искать вещи подешевле, – сказала прокурорша, стараясь извиниться.
– Нет, но те, которые ищут подешевле, должны позволить другим искать себе друзей повеликодушнее.
Портос повернулся и хотел уйти.
– Господин Портос! – вскричала прокурорша. – Я ошиблась, я сознаюсь, я не должна была скупиться, когда дело шло об экипировке такого молодца как вы.
IIортос, не отвечая ни слова, сделал другой шаг назад.
Тогда прокурорша вообразила себе его в блестящем свете, окруженного маркизами и герцогинями, бросающими мешки с золотом к его ногам, и закричала вслед ему:
– Остановитесь, господин Портос, ради Бога остановитесь, и поговорим.
– Говорить с вами – это для меня несчастье.
– Скажите, по крайней мере, чего вы хотите?
– Ничего, потому что все равно просить вас о чем-нибудь или не просить, – сказал Портос.
Прокурорша повисла ему на руку и, в порыве печали, сказала:
– Господин IIортос! Я не имею понятия об этих вещах; где же мне знать толк в лошадях и седлах.
– Следовало обратиться ко мне, я знаю
– Это ошибка, господин Портос, и даю вам честное слово поправить ее.
– Как же? – спросил мушкетер.
– Послушайте; сегодня вечером мой муж пойдет к герцогу де Шонь, который присылал за ним. Там будет совещание, которое продолжится, по крайней мере, часа два; приходите, мы будем одни, и сочтемся.
– Хорошо! Давно бы так!
– Вы прощаете мне?
– Увидим, – сказал величественно Портос. Они расстались, повторяя: «до вечера».
«Черт возьми, – подумал Портос дорогой, – наконец-то я, кажется, доберусь до сундука Кокнара».
V. Ночью все кошки черны
Портос и д’Артаньян с нетерпением ожидали вечера; наконец он наступил.
Д’Артаньян пришел, по обыкновению, в девять часов к миледи. Он застал ее в самом приятном расположении духа; никогда она не принимала его так хорошо как в этот вечер. Наш гасконец с первого взгляда заметил, что его письмо получено и произвело свое действие.
Кетти принесла шербет. Миледи ласково взглянула на нее и сделала ей самую приятную улыбку, но присутствие д’Артаньяна у ее госпожи так опечалило бедную девушку, что она даже и не заметила ее благосклонности.
Д’Артаньян смотрел то на ту, то на другую, и решил, что природа ошиблась, давши знатной даме продажную и низкую душу, а субретке сердце, достойное герцогини.
В десять часов миледи начала выказывать беспокойство; д’Артаньян понял, что это значит; она смотрела на часы, вставала и опять садилась, улыбаясь д’Артаньяну, как будто желая сказать: вы очень любезны, но будете еще любезнее, если уйдете.
Д’Артаньян встал и взял шляпу; миледи дала ему поцеловать руку и при этом пожала его руку; он понимал, что это было не из кокетства, а из благодарности за то, что он уходит.
«Она страстно любит его», – подумал он и ушел.
В этот раз Кетти не ждала его ни в передней, ни в коридоре, ни под воротами, так что он один должен был подняться по лестнице в ее комнату.
Она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Она слышала, как д’Артаньян вошел, но не подняла головы. Он подошел к ней и взял ее за руки; тогда она зарыдала.
Как предсказывал д’Артаньян, миледи, получив письмо, в припадке радости все рассказала своей служанке, и в награду за успешное исполнение поручения, подарила ей кошелек.
Кетти, придя в свою комнату, бросила кошелек в угол, где он раскрылся и на ковер выпали три или четыре золотые монеты.
Услышав ласковые слова д’Артаньяна, она, наконец, подняла голову. Он испугался перемены в ее лице. Она сложила руки с умоляющим видом, но не смела сказать ни слова.
Как ни нечувствителен был д’Артаньян, но он тронулся при виде этой немой печали; однако он твердо держался своего плана и не хотел ничего изменить в нем. Поэтому он не подал Кетти никакой надежды склониться на ее мольбы, а только доказывал ей, что поступок его с миледи был не что иное, как мщение.