Все приключения мушкетеров
Шрифт:
Это письмо было написано рукою миледи; но в этот раз оно было адресовано на имя д’Артаньяна, а не де Варда.
Он распечатал его и прочитал следующее:
«Любезный д’Артаньян, нехорошо быть так невнимательным к друзьям своим, особенно в то время, когда предстоит долгая разлука с ними. Зять мой и я ждали вас напрасно вчера и третьего дня. Неужели сегодня вечером будет то же?
Признательная вам
– Так и есть, я этого ожидал, – сказал д’Артаньян, – мой кредит возрастает
– Придете ли вы? – спросила Кетти.
– Послушай, любезное дитя, – сказал гасконец, старавшийся оправдать себя перед самим собой в том, что, что не исполнил обещания, данного Атосу; – ты понимаешь, что было бы невежливо не прийти на такое приглашение. Миледи, не видя меня, не поняла бы причины прекращения моих посещений; она могла бы подозревать что-нибудь дурное, а когда женщина с таким характером как у нее, захочет мстить, то она способна на все.
– О, Боже мой! – сказала Кетти, – вы умеете представить вещи в таком виде, что всегда останетесь правым. Но вы опять будете ухаживать за ней и если вы понравитесь ей под вашим настоящим именем, то это будет еще хуже, чем прежде.
Бедная девушка инстинктивно предугадывала то, что и действительно случилось.
Д’Артаньян разуверял ее, сколько мог и обещал оставаться нечувствительным к обольщениям миледи.
Он велел передать ей, что он благодарен ей как нельзя более, за ее доброту и явится по ее приказанию. Он не осмелился писать ей из опасения, что не сумеет скрыть своего почерка от такого опытного глаза.
Ровно в девять часов д’Артаньян был на Королевской площади. Очевидно было, что слуги, ожидавшие в передней, были предупреждены, потому что как только д’Артаньян явился, прежде чем он успел спросить, можно ли видеть миледи, один из них побежал доложить о нем.
– Просите, – сказала миледи отрывисто, но таким пронзительным голосом, что д’Артаньян услышал его из передней.
Он вошел.
– Меня ни для кого нет дома, – сказала миледи; – слышите ли, ни для кого.
Слуга вышел.
Д’Артаньян с любопытством посмотрел на миледи; она была бледна, глаза были красны от слез или бессонницы. Число свеч было с намерением уменьшено, и все-таки она не могла скрыть следов лихорадки, владевшей ею два дня тому назад.
Д’Артаньян подошел к ней с обыкновенною любезностью. Она сделала над собой чрезвычайное усилие, чтобы принять его, и как она ни была озабочена, но встретила его с самою любезною улыбкой.
На вопрос д’Артаньяна о ее здоровье она отвечала:
– Нехорошо, очень нехорошо.
– Но в таком случае, – сказал д’Артаньян, – я пришел некстати. Вам, конечно, нужно спокойствие, я уйду.
– Нет, – сказала миледи, – напротив, останьтесь, д’Артаньян, ваша приятная беседа развлечет меня.
«Ого! – подумал д’Артаньян; – она никогда не была так любезна, надо быть осторожным».
Миледи приняла самый дружеский тон и старалась придать сколько возможно живости разговору. Но в это время лихорадка, оставившая ее на минуту, возвратила снова блеск глазам ее, румянец щекам и розовый цвет губам. Д’Артаньян
Была минута, в которую он почувствовал как будто угрызение совести.
Мало-помалу миледи сделалась пообщительнее.
Она спросила д’Артаньяна, есть ли у него любовница.
– Увы! – сказал д’Артаньян самым страстным голосом. – Как вы можете предлагать мне такой жесткий вопрос? С тех пор, как я увидел вас, я дышу только вами и для вас.
Миледи сделала странную улыбку.
– Так вы любите меня? – сказала она.
– Нужно ли говорить об этом, разве вы сами этого не заметили?
– Да, но вы знаете, чем больше в сердце гордости, тем труднее оно сдается.
– О! Трудности не пугают меня, – сказал д’Артаньян. – Я страшусь только невозможного.
– Нет ничего невозможного для истинной любви, – сказала миледи.
– Ничего?
– Ничего, – отвечала миледи.
«Черт возьми, – подумал д’Артаньян, – дело принимает другой оборот. Неужели эта капризная женщина влюбилась в меня и не расположена ли она дать мне сапфир, похожий на тот, который был дан де Варду?»
Д’Артаньян с живостью придвинул свой стул к креслу миледи.
– Посмотрим, – сказала миледи, – что вы сделаете, чтобы доказать вашу любовь?
– Все, чего бы вы от меня ни потребовали. Приказывайте, я готов повиноваться вам.
– Во всем?
– Во всем! – сказал д’Артаньян, знавший вперед, что немногим рискует при этом.
– Если так, поговорим, – сказала миледи, придвигая в свою очередь кресла к стулу д’Артаньяна.
– Я слушаю, – сказал он.
Миледи с минуту как будто оставалась в нерешимости; потом сказала:
– У меня есть враг.
– У вас! – сказал д’Артаньян, притворясь удивленным. – Возможно ли это, Боже мой? Вы так прекрасны и добры!
– Смертельный враг.
– В самом деле?
– Враг, оскорбивший меня так жестоко, что между нами война насмерть. Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
Д’Артаньян тотчас понял, чего добивалось это мстительное создание.
– Можете, – сказал он с важностью, – рука моя и жизнь принадлежат вам так же, как и любовь моя.
– Следовательно, – сказала миледи, так как великодушие ваше равняется вашей любви…
Она остановилась.
– Так что же? – спросил д’Артаньян.
– То с сегодняшнего дня не говорите больше о невозможности, – сказала миледи после минуты молчания.
– Такого счастья для меня слишком много, – сказал д’Артаньян, бросаясь на колени и покрывая поцелуями руки, которых она не отнимала.
«Отомсти за меня низкому де Варду, – думала миледи, – и я сумею потом отделаться от тебя, глупец».
«Отдайся добровольно в мои руки, осмеявши меня так нагло, лицемерная и опасная женщина, – думал д’Артаньян, – а впоследствии я посмеюсь над тобой вместе с тем, которого ты хочешь убить моею рукой».