Все проклятые королевы

Гальего Паула

— Я знаю, кто она. Я знала с того момента, как увидела тебя, хотя теперь ты и выглядишь иначе, — говорит она мне, понизив голос. — Я знаю это, потому что твоя жизнь связана с магией моей бабушки.

Я моргаю.

— Что?

У меня кружится голова, пока я перевариваю эти слова и их значение. Один взгляд на Нириду — и мне становится ясно, что её это не удивляет. Неужели…

— Мы родственники?

— Нет, — отвечает она сухо, словно другой ответ просто невозможен. — Спроси своего командира, почему всё, что осталось

от моей бабушки в этом мире, связано с тобой.

Она поворачивается и быстрым шагом направляется вверх по склону, явно не собираясь ничего объяснять.

Серебряная вспышка прорезает небо, и через мгновение громкий раскат грома заставляет нас троих поднять головы.

— Я попрошу выделить тебе комнату… — начинает Нирида, растерянная.

— Это не обязательно, — перебивает девушка. — Я сама выберу себе жильё.

Я в смятении. Поворачиваюсь к Нириде, которая проводит рукой по своей светлой гриве, собранной в хвост с плетением из косичек и чёрных кожаных лент.

Капля дождя падает мне на нос, за ней ещё одна и ещё…

— Она одна из ведьм Лиобе, тех, кто наложил на тебя проклятие, — говорит Нирида и указывает, чтобы я шла за ней по тропе, по которой скрылась девушка.

— Что она имела в виду, когда сказала, что магия её бабушки связана со мной?

Нирида облизывает пересохшие губы. Дождь, уже переставший быть робким, усиливается, и мы ускоряем шаг.

— Одна ведьма погибла, чтобы проклясть тебя, другая должна была умереть, чтобы спасти твою жизнь, — объясняет она. — Её бабушка пожертвовала собой ради остальных.

О, боги…

Теперь понятно, почему она так на меня смотрела.

Я вспоминаю ту ночь, кровь, видения. Помню, что было потом: ванну и… Кириана. Но я помню и то, что он так и не рассказал мне, что пообещал ведьмам взамен за моё спасение.

— Как вы их убедили?

Когда гроза разражается всерьёз, и дождь начинает хлестать нас со всей силы, мы бегом преодолеваем последний отрезок пути до деревни.

Нирида глубоко вздыхает, немного запыхавшись, но что-то подсказывает мне, что её молчание связано не с усталостью.

— Это то, о чём тебе сейчас не стоит беспокоиться.

— Нирида, — настаиваю я.

— Это дела Кириана, не мои, — отрезает она. — Спроси у него.

Мне остаётся только последовать за ней внутрь деревни, чтобы продолжить тренировку.

Всего за несколько часов мирная весенняя погода превращается в яростную бурю и непогоду. Температура резко падает, начинает даже идти снег. Никто не может понять, почему.

Когда мы всё ещё тренируемся с мечами, прибывает гонец с известием о задержке Друзиллы, которая решила вернуться в королевский дворец из-за погодных условий.

Но тренировка, вместо того чтобы закончиться, становится только интенсивнее. Пока я выполняю её команды, а она кричит на меня, утверждая, что я всё делаю плохо, она снова говорит о значимости

этой войны. О первой битве, как о затяжном, изнурительном сражении, которое, возможно, будет длиться годами.

— Нам нужен Сулеги, чтобы вернуть Эрею, и нужен срочно, — подытоживает она, когда, кажется, мы близки к завершению.

Я никогда не знаю точно, сколько ещё осталось, сколько ещё Нирида намерена продолжать тренировку. Я даже не пытаюсь сказать ей, что уже всё поняла, что поняла это ещё несколько дней назад, потому что знаю, что это бесполезно.

— На ноги, быстро, — командует она. — Первая позиция. Затем вторая и третья. Повтори двадцать раз.

Я раздражённо рычу, но крепче сжимаю рукоять меча и делаю то, что она требует, заставляя свои мышцы вспомнить, как они должны работать, и ноги — принять нужную стойку.

Сегодня мы тренируемся не на улице; буря этого не позволяет.

Для нас выделили специальную залу, где некогда тренировались воины, жившие в этом доме: стены из полупрозрачного стекла позволяют видеть поля, прорезанные ручьями, раскинувшиеся перед домом. Мы находимся с южной стороны, над местом, где ожившие потоки воды снова наполняют деревню своими песнями. Вдалеке, за холмами, видны солдаты, которые укрылись в шатрах, едва выдерживающих непогоду.

Небо полностью затянуто тьмой, но солнечный свет каким-то образом пробивается сквозь облака, освещая поля, холмы, стену и лес за ними удивительным сиянием.

— Когда Друзилла спросит тебя, почему она должна…

— Хватит, — перебиваю её, переходя с одной позиции на другую, но делаю это ужасно. — Я уже всё поняла.

— Что это было? — резко спрашивает она, скрестив руки на груди перед окном. — Начни сначала.

Я готова закричать, но всё же принимаю приказ и начинаю заново. Ноги горят, лёгкие будто вот-вот взорвутся.

— Хорошо. Когда закончишь, разогрей этот меч.

Я замираю.

— Что?

Нирида цокает языком.

— Я сказала: «Когда закончишь». Продолжай. — Но я остаюсь на месте. — Ты зажгла огонь на своих пальцах. Теперь зажги его на мече.

Что-то смутное и тревожное скручивается у меня в груди.

— Я не умею. Я не контролирую это. Ты сама знаешь. Я не хотела тебя ранить.

— И что с того? — отвечает она. — Я тоже не умела обращаться с мечом раньше. Но научилась. Это то же самое. Разогрей его.

Я смотрю на неё так, словно она сошла с ума, но её это не трогает. Она не реагирует на мой взгляд.

— Я не могу, — медленно говорю я, сквозь стиснутые зубы.

— Чепуха. Я не могу. А ты — можешь. Давай. Если бы у меня была такая сила, я бы не остановилась, пока не разобралась, как её использовать.

Но эта сила исходит откуда-то, из тёмного и опасного места… Я чувствую лёгкое покалывание в пальцах, сжимающих меч.

— А если что-то пойдёт не так? — осмеливаюсь я спросить.