Все проклятые королевы
Шрифт:
Она берёт корону, словно это просто безделушка, и глубоко вздыхает.
— Тогда увидимся через минуту, — заявляет она и уходит с прямой спиной и гордо поднятым подбородком.
Хотела бы я чувствовать ту же уверенность. Всё, что мне удалось собрать внутри себя, уходит капля за каплей, особенно когда я смотрю в окно и вижу шатры, разбитые прямо напротив лагеря Кириана.
Королева приехала не одна. Помимо королевской гвардии, и так достаточно многочисленной, она привела с собой два
— Хочешь повторить свою речь? — спрашивает Кириан с края кровати.
Что-то тяжёлое и тревожное шевелится у меня внутри, и я стараюсь отогнать это чувство, закрывая глаза на мгновение.
— Революция, возможная резня, просьба о помощи… Всё под контролем.
Кириан улыбается и опирается на предплечья.
— Тогда отдохни немного. Почему бы тебе не подойти? — Он похлопывает по матрасу рядом с собой, и у меня срабатывает внутренняя тревога.
Я поднимаю бровь.
— Не хочу помять платье, — отвечаю, догадываясь, что у него на уме.
— Я не помну его, — обещает он. — На самом деле, я могу его снять.
Призрачное прикосновение скользит по моей шее вместе с его голосом, наполненным зловещими обещаниями.
Идея, на самом деле, кажется соблазнительной: сделать два шага к нему, позволить платью подняться по бедрам и отдаться ему так, как это было на днях, прежде чем я сама поглощу его целиком.
Звучит настолько заманчиво, что мне приходится встряхнуть головой и отступить на пару шагов назад.
— Я подожду стоя, спасибо.
Кириан делает вид, что собирается подняться, с лукавой улыбкой на лице, но я поднимаю палец, указывая на кровать, заставляя его вернуться на место.
Он смеётся, поднимает руки в знак капитуляции и на этот раз вытягивается на кровати во весь рост, заложив руки за голову.
Он делает это, чтобы отвлечь меня, потому что за этой ледяной маской взгляда скрывается беспокойство и, возможно, даже немного страха. И я задаюсь вопросом, не нужна ли ему самому эта отвлекающая игра.
На этой аудиенции он ставит на кон всё: всё, за что сражался, всё, ради чего выжил.
Я ловлю его взгляд на часах на туалетном столике. Он смотрит на них реже, чем я, но достаточно, чтобы это бросалось в глаза. Он пытается отвлечься разговором, задаёт вопросы о тренировках, отпускает непристойные комментарии о моём платье и о том, что он бы с ним сделал — например, снял его.
Но я всё ещё помню, как он посмотрел на меня, когда я сказала, что, возможно, не хочу участвовать в этой войне и что не считаю её своей. Его абсолютная серьёзность, так искусно сыгранное равнодушие… разочарование, которое не отразилось в его глазах, возможно, потому что он изначально ничего от меня не ждал.
Я
Таков стиль Кириана, и он в этом невероятно хорош.
Когда за нами приходят, он встаёт без единого слова. У меня бешено колотится сердце, когда я поворачиваюсь к зеркалу.
Мне никогда не было нужно смотреть на себя, чтобы сделать это, но я не отвожу взгляда, пока меняюсь и проверяю, что всё на своём месте: теперь тёмные волосы, зелёные глаза, более округлые, чем мои, пухлые губы, бледная кожа…
Я выхожу из покоев, за мной следует Кириан, который тут же приказывает охране оставить нас наедине.
Ты должна убедить королеву поддержать революцию, слышу голос Нириды в своей голове.
Я направляюсь по коридору, ведущему в зал для аудиенций.
Нам нужны войска Сулеги, чтобы победить, продолжает голос.
Каждый шаг словно на ногах затвердевает бетон.
Без войск Сулеги погибнет множество людей, звучит в моей голове.
Рука Кириана на моей спине напоминает мне, что я остановилась.
— Всё в порядке?
Я киваю, не находя слов. У меня не хватает дыхания, чтобы ответить.
Я снова иду.
Шаг, ещё один, затем ещё… даже без подъёма ног это больно, когда они дрожат так, как никогда прежде. Корсет сдавливает грудь, и я просовываю два пальца между ним и телом, совсем не элегантно, чтобы хоть немного ослабить давление.
Но оно не уходит.
Как можно быть такой трусихой, когда после всего, что ты пережила, ты должна быть храбрее всех… звучит в моей голове.
Моё сердце колотится всё сильнее, быстрее, громче… и я пытаюсь убедить себя, что оно должно остановиться, в какой-то момент вернуться к нормальному ритму.
Потому что, если ты осознаёшь, что мы можем потерять, и всё равно не хочешь с этим столкнуться… это жалко.
Я останавливаюсь и опираюсь рукой о стену. Кажется, мы одни, но я даже не могу осмотреться, чтобы убедиться.
— Одетт, — шепчет Кириан. — Что случилось?
В ушах шумит, оглушительный гул заглушает всё вокруг.
— Ничего, — заставляю себя сказать. Мой голос едва слышен, тонкий и острый, как лезвие. — Пойдём.
Я продолжаю идти, потому что это то, что я должна сделать, это знает каждая клетка моего тела.
Трусиха, — слышу я, и на этот раз это не голос Нириды.
Я заставляю себя сделать ещё один шаг.
Предательница.
Голос звучит отовсюду и ниоткуда одновременно. Он мужской и женский, тёмный и весёлый, старый и молодой.
Я игнорирую его. Игнорирую тяжесть в груди, боль в горле. Я продолжаю идти.