Все реки текут
Шрифт:
– Вот это мне нравится больше всего, – сказала она, наконец, снова останавливаясь перед маленьким этюдом с изображением волны, взметнувшейся навстречу раннему утреннему свету. Зеленая, прозрачная, увенчанная пеной, теперь она навсегда застыла в воздухе в тот момент, когда ее последний, завершающий напор начал ослабевать.
– Он называется совсем просто: «Волна». Мне несколько раз предлагали его продать, но я отказывался, он мне дорог больше других. Ну, и каков же ваш вердикт? Вначале вы совершенно притихли.
– Говорю вам, я поражена. Мне невероятно интересно.
– Я всегда предан одной теме и настойчив в достижении того, что меня интересует, – сказал он, серьезно глядя на нее. – Считайте, что вы предупреждены.
Она ничего не ответила и отвернулась к окну: какая ширь открывается глазу, какой вид на равнины, на озеро и дальше – на берег, примерно миль на двадцать. Пристань и «Филадельфия» казались отсюда игрушечными. От мыса Помандер шел пароход, оставляя за собой клубы дыма.
– Еще груз шерсти для нас, – сказал Рибурн. – Я думаю, это «Певенси». Ну-ка, посмотрим.
Он снял холст, закрывающий странных очертаний предмет у восточной стены, открыл окно и начал вращать окуляр телескопа.
– Очень удобно, если хочешь узнать о приближающихся пароходах и их грузах, – сказал он. – А по ночам я могу изучать луну и звезды. Часть крыши сдвигается назад, и телескоп поворачивается вот на этой установке. А часовой механизм – видите? – перемещает телескоп так, чтобы объект все время находился в поле зрения.
– Поразительно! Как бы мне хотелось увидеть и спутников Юпитера, и кольца Сатурна, и лунные кратеры… Это возможно?
– Вполне возможно, если вы дождетесь, пока стемнеет. Ночь будет ясная. Но сегодня Сатурн, к сожалению, за горизонтом. А пока взгляните на этот пароход. Он хорошо идет при таком штиле.
Дели приложила глаз к окуляру и увидела, как уменьшенный расстоянием пароход, словно по волшебству, подходит все ближе. В открытом окне рубки она заметила рулевого, смотрящего вперед и не ведающего о том, что чей-то глаз рассматривает его с другой стороны озера. Она увидела, как кто-то, матрос или механик, поднялся наверх и заговорил с ним, выбрасывая перед собой руку. Все они казались ненастоящими и напоминали движущиеся картинки, которые она показывала детям: живые фигурки двигались и жестикулировали, открывали рот, не произнося ни звука.
Дели, улыбаясь, повернулась к нему:
– Вы и на меня смотрели через эту штуку?
– Да, я видел, как вы выглянули из рубки, что-то сказали сыну, и оба рассмеялись. Потом вы вышли из-за мыса и волны со всех сторон накинулись на вас; я подумал, что вы растеряетесь или, по крайней мере, взволнуетесь, но ничего не заметил. Это произвело на меня большое впечатление.
– По правде говоря, я тогда сильно испугалась. Но почему-то страх взбодрил меня. Я сказала себе: «А забавно, не правда ли?» И в самом деле, неожиданно все оказалось забавным.
– Гордон замечательный парень. В ту ночь, когда у вас был бред, он сидел с вами до самого рассвета. Я предложил ему прилечь там же, в комнате, но он не захотел.
– Да, у него доброе сердце.
И вдруг оказалось, что Дели рассказывает Аластеру Рибурну о своей первой любви – о кузене, который умер всего в девятнадцать лет, о мисс Баретт, о ферме в верховьях реки, о враждебном отношении тетушки Эстер и юном нетерпении Адама.
– Все было так давно, что порой я удивляюсь: неужели тот ребенок и я – один и тот же человек?
– Да, странно оглядываться назад. Вы сказали, Дороти Баретт? А сколько лет может быть сейчас этой женщине?
– Не знаю, думаю, лет шестьдесят. Да, конечно, ей должно быть около шестидесяти. Невероятно! Она была прелестной особой с мягкими каштановыми волосами, которые теперь, я думаю, стали седыми. Мы до сих пор раз в год, на Рождество, посылаем друг другу письма.
– Баретт, Баретт… Да, точно, та же самая фамилия! Я получил письмо от одних своих английских друзей, они настоятельно рекомендуют для моей племянницы и племянника гувернантку, которая у них работала. Она возвращается в Австралию и ищет место. Интересно, может быть, это та самая женщина? Она уже не молода.
– Вполне вероятно. Она писала, что в последнее время жила в одной семье в Дорсете, у Полкинхорнов. Они…
– Совершенно верно! Удивительно: это в самом деле ваша мисс Баретт. Насколько я понимаю, вы бы ее тоже рекомендовали?
– Полностью, без всяких оговорок. Конечно, прошло двадцать пять лет с того времени, как мы расстались, но ум у нее такой же ясный, как прежде, я сужу об этом по ее письмам. Было бы чудесно, если бы…
– Тогда вопрос решен. Мисс Меллершип справляется довольно хорошо, но она та же няня. А мне нужен человек, способный влиять на их умы и характеры. Юный Джеми уже вне моей компетенции, а его мать, откровенно говоря, влияет на него не лучшим образом.
Дели промолчала – она была несколько ошеломлена его откровенностью, подтверждающей ее собственное мнение о миссис Генри. Она снова посмотрела через окуляр на приближающийся пароход. В лучах солнца, уже клонившегося к горизонту, он был виден совершенно отчетливо.
– Когда он пришвартуется, мне нужно будет сойти вниз и уладить кое-какие дела, – сказал Аластер Рибурн. – Хотя до завтра разгрузку все равно не начнут. Я быстро. А вам лучше дождаться меня здесь – эти крутые ступеньки, да еще в сумерки… Я пришлю сюда еду.
– Благодарю вас. Я с удовольствием останусь и посмотрю на закат. Какое чудесное место для работы! Я чувствую себя птицей на вершине дерева.
– Но не смотрите на солнце через телескоп. Хорошо? Вы надолго ослепнете.
– Без вас я не буду в него смотреть.
– Я скоро вернусь, и тогда – у нас будет пир: сандвичи с цыпленком и… что вы думаете о бутылке сотерно?
– Превосходно.
Рибурн начал спускаться, и какое-то мгновение его голова торчала на уровне пола. Со своими летящими бровями и острой черной бородкой он напоминал ей Мефистофеля, спускающегося в преисподнюю. Затем она забыла о нем, растворившись в необъятном просторе стихий, и ощутила себя снова птицей, смотрящей на воду и землю из удобного гнезда.