Все реки текут

Като Нэнси

И еще чудо: созвездие Тарантула, появившееся из облака пылающего газа и темной межзвездной пыли; двойная звезда, зеленая и желтая, кажущаяся невооруженному глазу единой; шкатулка ювелира, горсть гранатов, алмазов и рубинов, разбросанных возле Южного Креста.

Дели чувствовала, что ноги ее начинают дрожать от слабости. С тех пор как она встала с постели, ей еще не приходилось так долго быть на ногах, да и подъем наверх утомил ее.

Она сказала:

– Думаю, мне сейчас лучше присесть.

– О моя дорога, бедняжка моя! Как это глупо: мой энтузиазм увлек меня. –

Аластер усадил Дели в низкое кресло, сам сел у ее ног, и, когда ее глаза привыкли к звездному свету, она увидела, что он пристально смотрит ей в лицо. – Любители-астрономы, заполучив новую жертву, тут же начинают похваляться своими чудесами. У них развиваются собственнические чувства по отношению к небесным объектам, как если бы они сами создали их. Почему вы не остановили меня раньше?

– Мне не хотелось вас останавливать.

Они замолчали. И в наступившей тишине слышалось, как в зарослях камыша прокричал лебедь. Он взял ее руку и прижал к своему лбу.

– Вы не могли бы попросить меня что-нибудь для вас сделать? Я хотел бы сложить свою жизнь к вашим… ногам. – Он нежно прикоснулся губами к ее колену. – Что-нибудь, хоть что-нибудь. Вы должны повелевать мной.

– Но я ни о чем не хочу вас просить. Только… Только… об одном: не делайте мою жизнь более сложной, чем она уже есть. – Ее губы задрожали. – Я не ожидала от вас такого. Я думала, что эти чувства остались у вас в прошлом. Вы кажетесь таким сдержанным, таким самоуверенным…

– Я? – Аластер уткнулся лицом ей в колени, и она почувствовала, что мускулы его рта сложились в гримасу или улыбку. – Вот здесь вы ошибаетесь. У меня накопился огромный запас любви, но он никому не нужен. Я хочу одного – давать и давать; я ничего не прошу взамен, кроме того, чтобы вы не питали ко мне неприязни.

– Я и не питаю неприязни, как не питаю и любви. Поэтому нет вопроса – давать или получать. – У Дели появилось чувство нереальности происходящего: неужели это мистер Рибурн распростерся у ее ног и говорит с ней о любви? – Пожалуйста! – взмолилась она. – Встаньте!

Руки Рибурна крепко сжимали ее, а его лицо по-прежнему скрывалось в складках ее платья. Дели поймала себя на том, что гладит его по голове извечным материнским жестом, все еще чувствуя себя отрешенной от действительности.

– Это не вся правда; конечно, я хочу чего-то и от вас, я хочу вас всю, как хотел бы любой мужчина. Я не могу разделить себя на плоть и дух, тело и душу. Я люблю вас и потому хочу вас всем, что во мне есть, я боготворю ваш ум и ваше тело до самого последнего волоска на вашей чудесной маленькой головке.

– Тогда не надо расстраивать меня и дальше этими глупостями.

– Глупостями? Это самое возвышенное чувство из всех, о которых я когда-либо говорил. Ах, если бы я мог заполучить вас в постель, вы бы немного меня полюбили.

Теперь Аластер поднял голову и смотрел на нее, и голос у него был мальчишеский и дерзкий, она увидела сверкание белых зубов между его аккуратными усами и такой же аккуратной бородкой.

– Я немедленно, этой же ночью возвращаюсь на пароход.

– Ах, Дели, не нужно убегать от меня. Обещаю, я не буду докучать вам.

Руки

Дели еще касались его головы, и она ощутила небольшую залысину. Дели бессознательно выпрямилась, поза ее стала напряженной. Да, Аластер не мальчик, которого можно оттолкнуть суровыми словами. «Настойчив во всем, что меня интересует…» Этому можно верить; но она также вооружена – равнодушием к нему.

Однако, вернувшись в свою комнату, Дели долго сидела на краю постели, ее душа и мысли были в таком смятении, что у нее не хватало физических сил, чтобы раздеться. Водная гладь озера, колеблемая полуночным бризом, без устали плескалась о берег мелкими волнами.

Дели не хотела притворяться перед собой, что удивлена неожиданностью случившегося; со времени болезни она знала, что нравится Аластеру, но к той еле сдерживаемой страсти, которая дрожала в его голосе, к такой глубине чувств она не была готова. Ей казалось, будто она идет по тоненькой корочке пробудившегося вулкана.

Вернувшись снова к своей обычной жизни, стоя у штурвала по двадцать четыре часа без перерыва, не имея времени много думать об Аластере Рибурне и его неожиданном объяснении, Дели все-таки выбрала момент и, как он просил, написала ему, не упоминая, однако, о том, что между ними произошло.

Она писала о своих делах, о плане строительства передвижных складов на озере Виктория, предложенном ею Департаменту общественных работ, о живописи и картинах, которые он ей показывал.

«Вы разбудили во мне огромную жажду жизни; словно я спал годы и теперь пробудился от долгого сна. Я не прошу ничего, кроме разрешения сложить свою жизнь к вашим ногам и умереть, как умирает волна, разбиваясь о берег и уходя в песок, чтобы хоть немного выровнять путь под вашими ногами».

Стоя в одиночестве у руля, Дели иногда предавалась мечтам о жизни с Аластером: купалась бы в роскоши восточных шелков и безмерной роскоши его обожания; укрытая от всех тревог и забот, могла бы весь день заниматься рисованием, потом обсуждать свою работу с художником-собратом, а ночью с радостным волнением ждала бы его в своей постели в прекрасном, доме за озером.

Безумные, нелепые грезы, Дели это знала. Будь она даже свободна, никакая другая жизнь не могла бы сравниться с той, которую она вела. Уже только мысли об этом были предательством по отношению к Брентону и детям. Они нуждались в ней. Но действительно ли они нуждались в ней больше, чем Аластер? Впрочем, суть не в этом: ее долг быть с ними. Долг… Холодное слово, приносящее безрадостное утешение… Поколения строгих непреклонных пресвитериан [32] стояли за ней, выражая свое мрачное одобрение.

32

Пресвитериане – участники религиозно-политического движения в Англии в XVI–XVII веках, сторонники сурового образа жизни, строгих нравов.