Все реки текут
Шрифт:
Вошла его мать и с некоторой боязнью приблизилась к постели. Ее высоко поднятые брови придавали ей растерянный вид.
– Дорогая миссис Эдвардс, я так рада, что вам лучше… Боюсь, я была не очень полезна вам. В комнате больного я довольно беспомощна…
– Совершенно верно, – жестко сказала мисс Дженет, входя с медным чайником в руках, который она поставила возле камина. – Через минуту вам и вашим птенчикам придется уйти. Я собираюсь протереть больную.
– Птенчикам, птенчикам… – пропела Джесси, снова бросаясь в кресло.
– Я как раз за ними и пришла, – обиженно протянула миссис Генри. – У няни выходной,
– Не хочу спать… – захныкала Джесси.
– Пока я здесь, они могли бы приходить сюда; мне кажется, я сумела бы занять их, – сказала Дели. – Конечно, как только доктор позволит, я вернусь домой, но сейчас…
– Но сейчас они должны уйти. – Мисс Дженет решительно расстелила на кровати полотенце.
Дели казалось, что прошло много месяцев, прежде чем она смогла самостоятельно причесаться и взглянуть на себя в маленькое зеркальце, дрожащее в ее слабой руке. У нее не было сил поднять руки, чтобы уложить волосы, она просто заплела их в две длинные косы, вьющиеся на концах. Мисс Дженет надела на нее чистую ночную рубашку, застегивающуюся под горло и с оборочками вокруг кокетки; Дели с интересом оглядела себя в зеркало. Она удивилась блеску глаз на похудевшем, истончившемся лице.
– Дорогая, у вас чудесные волосы, – сказала мисс Дженет, взвешивая на руке одну из тяжелых кос. – Мягкие, пушистые и такие густые…
– Но эту седую прядь я ненавижу. Мне бы хотелось ее выдернуть.
– Глупости. Это облагораживает. – Она собрала полотенце, таз и мочалку. – Отдохните немного. Вам зажечь лампу?
– Нет, спасибо, я хочу смотреть на небо.
15
Дели попросила подвинуть ее кровать ближе к окну, откуда было видно озеро.
Дели лежала, следя за тем, как пляшут в золотистом свете крошечные пылинки, совсем как в тот, другой вечер четверть века назад и за тысячу миль отсюда, вверх по течению. Тогда она тоже была в постели, приходя в себя от сотрясения мозга. И было такое же чувство нереальности, будто доносившиеся до нее звуки жизни принадлежали какому-то иному миру. Потом пришел Адам и первый раз в жизни поцеловал ее.
И словно ожили воспоминания, раздался осторожный стук, и дверь отворилась. Мужская фигура возникла на пороге, и Дели на мгновение удивилась – неужели у нее опять бред. Но приглядевшись она узнала Аластера Рибурна, похожего на султана из «Арабских ночей».
Поверх брюк от костюма на нем был роскошный халат из белого бархата, отстроченный золотой нитью; кремовый кушак украшался золотыми кистями. Она была поражена и зачарована.
Он подошел к постели, встал между ней и окном и, выпростав из одеяла ее слабую руку, поцеловал.
– Слава Богу, вам лучше. Вы всех ужасно перепугали.
Дели мягко улыбнулась.
– Как же мне не будет легче при таком замечательном уходе и в такой роскоши? Ваша семья очень добра ко мне. Сегодня после обеда меня навестили миссис Рибурн и Джеми с Джессамин, а мисс Дженет так прекрасно все устроила.
– А тетушка Алисия?
– Мисс Рибурн? Нет, ее не было.
– Она ухаживала за вами, пока вы были без сознания. Она взяла на себя ночные дежурства и сменяла тетушку Дженет.
– Я поблагодарю ее, как только встану. Думаю, это будет через день-другой.
– Нет,
– Но я не могу! Я здесь разлеживаюсь, а пароход в это время стоит на приколе, и Брентон, и дети!.. – Я поговорю с доктором. Он не понимает…
– Очень хорошо понимает. С больным сердцем вы будете обузой для семьи; два инвалида на борту – не слишком ли? Я жесток. Но у вас нет выбора.
– Но я могу… – От волнения и слабости на глаза ее набежали слезы, и она крепко зажмурилась.
Он снова взял ее за руку.
– Вам лучше подчиниться; скажите спасибо, что вы выкарабкались. Потеряй они вас, им было бы гораздо хуже. А что касается меня… Должен признаться, я эгоистически радуюсь при мысли, что вы еще задержитесь в моем доме.
Дели открыла затуманенные слезами глаза и, встретив взгляд его темных глаз, с нежностью глядевших на нее, вспомнила вдруг своего умершего кузена. Как будто ее жизнь шла по кругу. Снова приблизившись к смерти, она оказалась в странном доме, хотя на этот раз появилась не с моря, а с озер, и это был не Адам. Но, как и тогда, у нее возникло смутное ощущение, что он хочет ее поцеловать. Но она знала, что он на это не решится, считая, что и так зашел слишком далеко, позволив себе сесть на край ее постели.
Чтобы разрядить напряженность, Дели ребячливо сказала:
– Какой чудесный халат! Какой замечательный материал!
– Да. – Он позволил ее руке ускользнуть и запахнул на груди расшитую золотом ткань. – Это китайский бархат из Гонконга. Где-то есть еще два халата – кремовый и бирюзовый. Бирюзовый я пришлю вам. Он как раз подойдет к вашим глазам, хотя они темнее – в них больше ляпис-лазури.
– Я… я думаю, миссис Генри может одолжить мне… – Она указала на кресло, где разметался халат из розового атласа. Рибурн быстро встал, сделал шаг вперед и замер, повернувшись к ней спиной. Она увидела, как напряглась вся его фигура.
– Как это здесь оказалось? – спросил он неожиданно севшим голосом. Он обернулся, его глаза были полуприкрыты веками, но даже в тусклом вечернем свете она заметила в них вспышку ярости.
– Я не знаю. Он был там, когда я проснулась. И тапочки.
– Это вещи моей жены. Я распорядился все сжечь. – Он схватил халат и тапочки и швырнул их в угол.
– Извините. – Он напряженно поклонился и вышел. Дели услышала, как он прошагал по коридору и стремительно распахнул дверь.
– Тетя Алисия! Я могу поговорить с вами в моем кабинете?
Некоторое время спустя вошла мисс Алисия Рибурн, и в комнате словно повеяло холодным бризом.
– Кромешная тьма! – отрывисто бросила она, задергивая на окнах занавески. – Я зажгу вам лампу. Или лучше еще и ночник?
– Только лампу, пожалуйста.
Когда пламя разгорелось и мисс Рибурн наклонилась, чтобы поправить фитиль, Дели заметила на ее щеках два алых пятна. Под рукой она держала великолепный халат из бирюзового бархата, расшитого золотистыми бабочками.
– Я подумала, – сказала мисс Рибурн, – что розовый вам не к лицу. Да и слишком легок для того, кто перенес пневмонию. – Она повесила бирюзовое великолепие на медный крючок и подняла все, что валялось на полу.