Всё становится на места
Шрифт:
— Благодарю, Симус, — поднимает капитан брови над картой, и я наконец узнаю, как зовут кока.
Симус едва заметно кланяется (а я и так старался не разгибаться), и мы выходим. Обносим тарелками остальных моряков, которые едят где попало, не покидая своих постов, и возвращаемся с опустевшей кастрюлей на кухню, к нашим двум остывшим мискам.
— Куда, морковь вонючая! — рычит кок, когда я тянусь было за ложкой. — Вычисти вот сперва кастрюлю!
Тяжёлая посудина, которую он толкнул ногой, катится ко мне, оставляя капли на полу. Мне приходится вымыть и её, и пол, и тарелки, которые к тому времени принимаются
И наконец, озябший от ледяной воды, я возвращаюсь к четырнадцатой, в которой плещется мой остывший суп.
Под вечер я начинаю немного жалеть, что решил выдать себя за члена команды. Возможно, было бы лучше спрятаться в трюме с запасом еды и провести там несколько дней, но что сделано, то сделано.
— Свободен, — наконец бросает мне Симус. — И сходи, что ли, к колдуну — он у нас заместо лекаря — пусть что-то с рожей твоей сделает. А то выглядишь ты, как порождение греховной любви человека и баклажана.
— Непременно схожу, — вру я, потому что если Гилберт обратит на меня внимание, то сразу же узнает. Затем накидываю курточку, поднимаю воротник повыше и поднимаюсь на верхнюю палубу. Хоть к вечеру там и зябко, но пусть лучше кок считает, что я отправился к колдуну.
Минуя ещё одну нижнюю палубу, где располагаются жилые помещения матросов, я поднимаюсь наверх, к звёздному небу. Борта у галеона высокие, но подходить к ним близко мне не хочется, поэтому я останавливаюсь у мачты. Там стоит несколько бочек с водой, набросаны пустые мешки, канаты — отличное место для того, чтобы ненадолго затеряться.
Я устраиваюсь среди мешков, и если бы не холодные доски подо мной, было бы чудесно. Кажется, сейчас у меня гудит всё тело, ведь даже и не припомню, когда доводилось так долго работать. Я разглядываю звёзды, далёкие и холодные, и размышляю о том, что сейчас творится во дворце. Ведь там теперь все до последнего знают, что я отплыл на «Крылатой жабе».
Негромкий плеск волн и покачивание палубы убаюкивают меня, усталого, и я уже совсем было засыпаю, когда раздаются приближающиеся шаги.
— Палуба чиста, — слышу я голос капитана. — Так что вы решили?
— Завтра нужно будет сворачивать к Мёртвым землям, — отвечает ему голос Гилберта.
Как любопытно. Я настораживаю уши и на всякий случай медленно и неслышно укрываюсь, как могу, пустым мешком, а также подтягиваю ноги.
— Команда может заметить, — возражает капитан.
— Так отвлеките их, — Гилберт явно сердится. — Раздайте поручения, чтобы они на верхнюю палубу и носа не казали. Не мне вас учить. Мы не зря устроили всё так, чтобы за штурвалом не было никого лишнего, и я не зря вам плачу!
Мои брови от удивления поднимаются всё выше. Разве это не Сильвия и Эрнесто платят команде? Гилберт перекупил людей? Но зачем, что он задумал?
— Я понял вас, всё будет сделано, — отвечает капитан. — Но хочу, чтобы вы знали, я делаю это не только ради денег. Если мы отыщем...
— Хватит, — прерывает его Гилберт. — Мы поняли друг друга, вот и отлично. Ни к чему продолжать болтать об этом, иначе рано или поздно кто-то услышит. Идите, капитан.
И капитан, как будто не он здесь
— Всей правды, капитан, не знаете даже вы, — внезапно с грустью в голосе негромко произносит Гилберт, бьёт кулаком по дереву, а затем я слышу его быстрые удаляющиеся шаги.
На палубе больше никого не заметно, но на всякий случай я ещё какое-то время сижу, не шевелясь, не осмеливаясь выбраться.
Так что же ты задумал, мой друг?
Глава 6. Я рождён стремиться всюду сунуть нос
В камбуз я возвращаюсь почти сердитый. Меня ждёт койка в каморке неподалёку, но сон сняло как рукой. Выходит, Гилберт отправился в плавание с какой-то своей целью, о которой мне и не намекнул. Он подкупил команду, если не всю, то часть точно — всех, кто отвечает за управление кораблём. А деньги где взял? Да и не это главное — что он собирается делать, если не открывать новые земли?
У него явно есть секрет, и даже не один, раз самое главное он таит и от своих сообщников. А в тайне, как я знаю по опыту, хорошие вещи не держат (не считая сюрпризов, но и те мало когда удаются). А значит, мне придётся и дальше скрываться и наблюдать, чтобы понять, что всё-таки происходит.
Симус обещал разбудить меня чуть свет, но просыпаюсь я всё-таки сам. Окошек на нашей палубе нет, и потому неясно, то ли рано проснулся, то ли обо мне забыли.
Зевая и почёсываясь (матрас был набит какой-то колючей травой, которая проникла даже под рубашку), я иду на кухню и нахожу там целую толпу. У кока четыре новых помощника, которые мешают друг другу: двое спорят о том, кто будет нарезать овощи за маленьким столиком, третий приткнулся сбоку и чистит морковь, четвёртый орудует метлой, то и дело натыкаясь на ноги остальных. Над всем этим возвышается багровый от гнева Симус, которому мешают погрузиться в мир приключений речного пирата Петашки.
— Что я должен делать сегодня? — интересуюсь я.
— Ещё и ты на мою голову! — возмущается Симус. — А ну-ка скажи мне, стручок гороховый, какой нынче праздник?
— Хм, — я задумываюсь. — Не знаю.
— А вот и мы все не знаем, да только капитан приказал готовить праздничный обед до самого ужина! Так что хочешь — воды решетом наноси, или уголь печной отмой от черноты, или кастрюли надраивай, пока они не станут золотыми. Только наверх не суйся, а здесь внизу сам себе дело ищи. Какого рожна капитану это всё сдалось, не понимаю.
— А может, там этот... колдует? — робко доносится от печи голосок матроса, орудующего метлой.
— А может и колдует. Но что ж они нам, сказать нормально не могли, как человекам? У нас-то ума поболе, чем у картохи. Так нет же — «сидите, готовьте обед, без особого распоряжения носа не высовывайте». Эх! — и кок с досады пнул ножку стола, которая тут же подкосилась. Начищенные овощи так и запрыгали во все стороны.
— Вот и работёнка появилась! — невесело подытожил Симус. — Эй, ты, дитя баклажана, иди, собирай, что ли.